Татьяна Ставицкая - Московская плоть

Единственное, что успел сделать царевич, это закрыть собой Марью, Мать ночной Москвы. Придавленная его еще теплым телом, она видела, как падали, словно снопы в поле, их соратники. Рядом распластался верный дружок Уара – Бобрище. Хлопнулся навзничь, брякнув ключами, Растопчин. Обвалился грузно мучным кулем Фофудьин, зажавший в пухлой ладони часы-луковицу. Московские вперемежку с лондонскими. Каждый получил свою стрелу в грудь.

Не успел Бомелий рыпнуться в сторону сейфа, как был подхвачен поперек туловища бдительным полковником дядей Женей. Взвалив заказчика на плечо, выходя из музея, полковник пожал руку охраннику – бывшему однополчанину – и вынырнул со всей своей гвардией на поверхность Москвы, пройдя через подземный ход.

– Получил, жиртрест?! – приговаривал на бегу Император, вспоминая свой точный выстрел в грудь председателя Фонда. – Пацан сказал – пацан сделал! SEO ему, видите ли, не нужно. Всем нужна оптимизация, а ему – нет… Позвонят они мне… Звоните теперь… в рынду!

– Архив! – стонал плотно стиснутый заказчик.

– Про архив разговора не было, – отвечал на ходу дядя Женя.

– На бюджетников ссадили! – плакался Вечный Принц, зарываясь лицом в шею полковника.

– Не интересует. Гонорар оговорен.

– Нет-нет, не волнуйтесь по поводу гонорара. Это я о своем…

Аккуратно переступая через поверженных аукционеров, легкой пружинящей походкой барса в зал вошел китайский повар Сяу. Вскрыв сейф со сноровкой профессионального медвежатника, он извлек из его стальных недр архив Ундольского, спрятал трофей на груди под френчем и так же тихо вышел, никем не замеченный. Почти никем. Если не считать кем-то дрожащего белесого аукциониста, забившегося под стол с судорожно прижатым к впалой груди молоточком и гримасой ужаса на лице.

Мать ночной Москвы, выбравшись из-под груды остывающих тел, задыхаясь от слез и ярости, шагала по заснеженной столице и один за другим срывала строительные чехлы со старых особняков. Освобожденные от лжепокровов, выстреливали, как пружины, в предрассветное московское небо зеркальные, обращенные в себя ПРА-напорные башни бизнес-центров и элитных многоэтажек. Интересно, заметят ли москвичи подмену? И если заметят, то как скоро? И что потом случится? Выйдут ли они на заснеженные площади бесплатно протестовать или останутся сидеть по домам, утешая себя тем, что новые бизнес-центры – это новые рабочие места? Так им, хомячкам, и надо! Мутная волна злорадства поднималась в ней.

Наперерез Марье летела в распахнутой шубке, не щадя высоких тонких каблучков, Люся, не дождавшаяся своего возлюбленного. Мать уткнулась в ее плечо и разрыдалась. Люся прижимала подругу к себе, гладила по пепельным волосам, нашептывала какие-то слова утешения, еще не понимая, что эту боль предстоит пережить ей самой. Но девушка была полна другим. И она не знала, как к этому отнестись.

– Маша, у меня будет ребенок! Только я не знаю, от кого: от Боба или от Пети… Что мне делать?!

Люся терялась в догадках, а вот Мать поняла сразу. Собственно, вариантов и быть не могло. Мать уловила щекой теплую пульсирующую плоть над шарфом подруги и, зажмурившись, нежно отхлебнула.

Мать ночной Москвы ничего не рассказала своей верной подруге Люсе, а лишь велела ей одеться к вечеру в праздничное, которым щедро одарил ее Бобрище. Сама вернулась в опустевший дом, удрученная и придавленная новыми обстоятельствами, осиротившими ее вновь. Она твердо решила, что должна теперь справиться сама. И начнет она, назло обстоятельствам, с новогоднего празднества в ГУМе, заказанного накануне комьюнити. Она наряжалась перед глубокой синевы зеркалом, исполненным по заказу Уара в его любимом стиле, наносила на лицо мерцающий макияж и старалась подавить предательские слезы. Слезы – это слабость! Она больше не может позволить себе быть слабой. Она – избранная. Это плоть может позволить себе нервы. Но мысль о том, что она так и не успела побыть женщиной, натешиться любовью, во всей полноте ощутить это сильное и чарующее, разрывала ей сердце. Да, она будет держаться молодцом. И они поймут, что не зря короновали ее. Ее новая сила остается при ней. А если женщина в ней услышит однажды новый зов, она обязательно откликнется. Дела делами, но она станет чутко прислушиваться.

Марья села за руль своего «макларена» и выехала в расцвеченный праздничными огнями город. Ночная Москва стелилась под нее охотно и радостно. Красная площадь кишела возбужденной, загодя, еще на подступах, подогретой плотью, и Мать растерялась, не зная, куда ей приткнуть машину. На тротуаре она увидела притоптывающего на морозе Кучинегова и собралась было окликнуть продюсера, когда услышала:

– Позвольте вам помочь? – В проеме открытой пассажирской двери стоял, склонившись, зеленоглазый повар Сяу.

Ароматный Кучинегов так и остался торчать на морозе. Даже если бы Марья заплутала в темном лесу, а не у Красной площади, она и тогда вряд ли посадила бы в свою машину продюсера.

– Садитесь, – позволила китайцу Мать и тихо тронулась с места, косясь на стройного элегантного пассажира, опять напомнившего ей героя «Летающих кинжалов». Он вдруг неожиданно занял ее мысли, и она перестала жалеть себя.

Китаец указывал ей путь к специальной парковке, а Марья думала о нем в свете постигшей ее утраты. Ах, как жаль, что он – повар, обслуга… Даже если его приобщить доподлинно , он так и останется поваром. Ее совсем не беспокоил другой вопрос: почему он оказался в этот момент рядом с ней и взялся решать ее проблему. Женщина в ней уже услышала новый зов. Правда, пока только свой собственный. Очевидно, повар Сяу был приглашен на корпоратив в своем профессиональном качестве, решила Марья. Так что за стол можно было не волноваться.

О чем это я?.. – одернула себя Мать и, расставшись с китайцем, вошла в сверкающий новогодними огнями ГУМ. Надо будет выяснить, что это за «алмаз» такой, почему одно только упоминание о нем может стоить так дорого, вспомнила она.

– Осину, ядрена вошь, им подавай… – ворчал бывший лесничий, втолковывая лохматому пофыркивающему псу мотивы своего поступка. – Ботаники хреновы… Кто ж продукт осиной потребляет? Продукт фруктовой древесиной потребляют. Или липой. Даже огонь под продуктом фруктовый разводят… Еще не хватало, чтоб я на старости лет граждан травил…

Вернувшись домой, дядя Женя попал под жесткий прессинг супруги.

– Кран течет… Дом вообще разваливается, а ты в «стрелялках» своих по уши, только спину твою и видим… А теперь еще шляешься где-то ночами!

– Мать, ну не начинай… Дело у меня. Разбогатеем скоро. На юг поедем, к морю.

– С каких таких дел разбогатеем? Что ты умеешь, кроме как стрелять? Или киллером нанялся на старости лет? Завтра родственники твои на обед придут, я тут изворачиваюсь, как могу, а ты приключения ищешь на свою старую задницу… Да еще ложек не хватает парадных к супу… Почему только у меня должна голова об этом болеть?