Петр Катериничев - Корсар. Наваждение

– Я тебе снилась?

– Увы…

– «Увы – да», или «увы – нет»?

– Увы – нет.

– Что-то у тебя с либидо [37]не так. Может, к доктору?

– К доктору? Мне казалось, прошлая ночь…

– И что нам только не кажется ночами… – Ольга улыбнулась, произнесла грустно: – А ты… словно уже отсутствуешь… в этом мире. Помнится, ты ездил поговорить. И – как? Что предложили?

– Партнерство. Во имя мира. Вот только партнер – подвел.

– Что так?

– Приказал долго жить.

– Ты его…

– О нет. Он было решился поведать мне… нечто. Но… как в песне поется: «Вот пуля пролетела и – ага…» Застрелили. Из снайперской бесшумки. Такие дела.

– Это был «Сальери»? Фатально.

– А я о чем? Дальше – больше. Его «ближние» тоже полегли: четыре человека в двух «роверах». С фейерверком на «поле битвы».

– «Фейерверк»? Это еще зачем?

– Загадка мятущейся души снайпера. Может, он любит, чтобы подопечные уходили из жизни не просто легко, но еще и – красиво! Эстетично! Празднично!

– То есть – это был тот же снайпер?

– Думаю, да.

– Расстояние?

– Метров сто пятьдесят – двести. Убойное.

– Ты… его видел?

– Нет. Но… чувствовал.

Ольга закурила, кивнула каким-то своим мыслям:

– А что еще ты чувствовал?

– Страх.

– И только?

– Мало? Как в кино: «Вот пуля пролетела и – ага». Хорошая такая пуля, титановая.

– Не заводись…

– Рельс с четырехсот метров пробивает! Прикинь!

– Откуда ты это знаешь? Про рельс?

– Оля, лучше спроси – зачем?

– Зачем?

– Раньше я думал, что мне так жить интереснее.

– А теперь?

– Как в хрестоматийной справке из дома скорби: «Ничем не болен – просто дурак!»

– Такие там не дают.

– Разве?

– Обязательно записали бы нечто высоконаучное и маловразумительное, что-нибудь типа «олигофрении, осложненной шизоидным комплексом и патологической врожденной психопатией».

– Достойно. Так и было?

– Почти. Что-то… вспомнилось «из нечто».

– Из былого? Или – из грядущего?

– Корсар, ты знаешь про былое и грядущее?

– Нет. Но я знаю, кто знает. Только – тс-с-с… Тайна. Mystery. «Top Secret!»

– Так кто еще знает?

– Орел.

– Американский?

– Американский – вообще не орел. Помесь грифа с каким-то лысым орланом.

– Тогда – какой?

– Двуглавый, разумеется. Наш.

– Который герб?

– Который – герб.

– Он что, сам тебе об этом сказал? – хмыкнула Ольга.

– Это же элементарно. Двуглавый орел получен Россией от Византии – в виде герба – после женитьбы Ивана III на царевне Софье Палеолог. Кто такой двуглавый орел?

– И – кто?

– Это – двуликий Янус. Бог входов и выходов, озирающий Восток и Запад, ведающий Жизнью и Смертью, знающий Былое и Грядущее… Это – если вкратце.

Ольга только вздохнула:

– Сомнительно.

– Толкований – не счесть. Могу продолжить. Но, боюсь, не время… – Корсар застыл взглядом: – Время… темя… бремя… стремя…

– Как ты влетел во всю эту бодягу со стрельбой, теоретик? – немного нервно спросила Ольга.

– Повезло.

– Сильно?

– Капитально. Хотя везет в этом мире не всем, не всегда и не во всем.

– Кому же не повезло?

– Водителю. Он хотел убить меня. Но – умер сам.

– От умственной невостребованности?

– Нет. Я загнал ему нож в череп. Его нож. Хотя… Если брать широко и философски – да, от умственной невостребованности и общей жизненной несвязухи. – Корсар помолчал, взгляд его сделался пустым и стылым, добавил горько: – Как видишь, у меня ведь и с мортидо [38]все в порядке.

Ольга кивнула на сумку на заднем сиденье:

– Там не труп, случаем?

– Труп, как ему и положено, в багажнике.

– Ладно, если кто спросит, скажем – корь свалила.

– Ну. Свинка. Рецидив.

– А если спросят – с чего вдруг?

– Сильно жаден был до денег.

– Так в сумке – деньги?

– Ну да. Типа – добыча. Хрусты. Тугрики.

– Много?

– «На всю оставшуюся жизнь». Это – бонус. Выдается «вместе со смертью». Чтобы остатки жизни, – Корсар мельком машинально бросил взгляд на часы, – прожить веселее.

– И сколько ее тебе оставили?

– Думаю, часов пять.

– Не густо.

– Согласен. Жмоты. Но спорить и торговаться – было уже не с кем.

– Я помню. Разговор не задался. А money откуда?

– Из казино. Где они бывают еще… в таком количестве.

– Миллион? Два?

– Килограммов семьдесят. С гаком.

– Густо. Как получилось?

– Угадывал цифру за цифрой. Номер за номером.

– Это как раз несложно.

– Да неужели? «Гусарская рулетка – опасная игра…»

– Опережающее отражение действительности. Будущее отбрасывает тень на настоящее… Ты просто заглянул чуть-чуть вперед, в ближнее будущее – только и всего.

– Только и всего, – послушно кивнул Корсар. – Хорошо вам, ведуньям, шутить.

– Почему – ведуньям?

– Анаграмма «девы» будет «веда». Выходит, вы изначально знаете то, о чем мы можем только догадываться. А можем и – нет.

– Что ты из себя сироту казанскую строишь? Тоже пэтэушник семидесятых!

– Да не, Белова, ты все толково объяснила.

– Хочешь больше? Слушай.

– «Если хочешь, я спою, слушай…»

– Корсар, заткнись!

– Наука – это…

– Время… нелинейно. – жестко отчеканила Ольга, чуть прищурившись и внимательно глядя на Корсара. – Как писал некогда Фридрих Георг Гегель: «Время есть чистое единство бытия и небытия». Это – понятно?

– Мне? Еще бы…

– Хорошо, – темпераментно продолжила Белова, не заметив иронии. – Время…

– Его никто не любит, – прервал ее Корсар. – Потому что оно отсчитывает дни нашей жизни. И всегда – в минус.

– Дима…

– Но людям претит их собственная скука, и они то подгоняют, то понукают время, словно там, в будущем, их ждет то, что утеряно и в прошлом, и в настоящем. Но…

– Подожди, Корсар. Я не закончила. Будущее уже присутствует и отбрасывает тени…

– На кого – смертную – небытия, на кого – лучезарную – славы и успеха…

– Ты помнишь, что тебе снилось только что?

– Очень смутно…

– Искусство, мифология, грезы – все это происходит как бы в «безвременье бессознательного», когда la vida est sueno, «жизнь есть сон», и выходы из этого смутного лабиринта в реальное существование мучительны и пугающи… – Ольга помолчала, словно собираясь с мыслями, потом сказала: – Опережающее отражение действительности давно известно ученым даже у простейших биосистем…

– Типа амебы…

– Типа того! Процесс познания и предугадывания действительности при неполной информации или даже отсутствии таковой – тоже вполне объясним.

– Да?

Глаза Ольги сощурились, как у готовой к нападению рыси.

– «Если хочешь, я спою – слушай…» – снова поддел он девушку.

– Тебе мало?

– Не, все понятно. Но – что конкретно?

Ольга жестко собрала губы в линеечку.

– Из принципа неопределенности Гейзенберга следует, что существуют нижние границы пространства и времени; для времени – это атомный хронон или квант, исчисляющийся в десять в минус двадцать третьей степени секунды; из общей теории относительности следует существование метагалактического хронона – двадцать в семнадцатой степени секунды. Человек в ощущениях пространства и времени отражает параметры всех уровней существующего мира – сознательно или бессознательно… А значит, может выйти психическим переживанием на такой уровень постижения, с которого и прошлое, и настоящее, и будущее предстают в виде параллельных прямых и находятся для человека как бы в его теперешнем настоящем… Теперь понятно, Корсар? И – конкретно?