Майк Стокс - Тень призрака

Он замялся, причем так нарочито, что я невольно взглянул на свою руку, как будто с ней было что-то не так. По какой-то причине Дерри не стал ее пожимать. Он лишь слегка приподнял шляпу, коротко кивнул и вышел на платформу.

Я выглянул в окно, провожая взглядом этого странного человека, и тут мне под руку попалась какая-то вещица, лежавшая на сиденье. Это был кожаный портсигар с серебряной монограммой в виде инициалов Джона Дерри. Я выскочил на платформу и едва не сбил с ног кондуктора, который в это мгновение проходил рядом с дверью моего купе.

— Долго мы здесь стоим?

— Две минуты, сэр.

Я со всех ног бросился по перрону. Впереди я различал сгорбившийся силуэт Дерри. Нас разделяло еще полплатформы. Я прибавил ходу. Дерри остановился, чтобы переговорить с кем-то из толпы.

Они стояли как раз под газовым фонарем, так что я хорошо различал их лица. Мистер Дерри слушал своего собеседника с выражением крайнего сомнения на лице. Его собеседник, краснолицый блондин в сером костюме, был намного моложе его и значительно ниже ростом.

— Мистер Дерри! — запыхавшись, выкрикнул я.

Он повернулся в мою сторону и уставился на меня невидящим, мутным взором. В это мгновение я столкнулся с дюжим носильщиком, который шел мне навстречу. Я буквально на миг оторвал взгляд от Дерри. Но когда я вновь поднял глаза, мистер Дерри и его собеседник исчезли.

Я растерянно огляделся по сторонам. Даже на людном перроне двое мужчин не могли пропасть из виду так быстро — буквально в мгновение ока. Но их нигде не было. Они как будто испарились. Но не могли же они действительно раствориться в воздухе! Или провалиться под землю… Но куда же они подевались?

— Вам плохо, сэр? — встревожился носильщик, на которого я налетел. Вид у вас нездоровый.

— Здесь только что двое мужчин стояли, под фонарем. Вы их не видели?

— Нет, сэр. Не видел.

Поезд дал долгий свисток — он вот-вот должен был отойти. На платформе у двери в мое купе стоял кондуктор и отчаянно махал мне руками. Я огляделся в последний риз и побежал к своему нагону, пробираясь через плотную толпу. Когда я добрался до своего купе, поезд уже тронулся с места. Кондуктор буквально втащил меня внутрь. Я упал на сиденье, тяжело дыша и все еще сжимая в руке портсигар Джона Дерри.

Я был несказанно озадачен. Таких странных вещей со мной еще никогда не случалось. Двое мужчин стоят и спокойно беседуют под фонарем — и уже в следующую секунду их нет. Исчезли. Куда? Каким образом? Это таинственное исчезновение все время занимало мои мысли, даже когда поезд прибыл в Клейборо. На вокзале меня встречали Джонатан с Изабель.

— Надеюсь, тебя это не очень побеспокоит, — сказал мне Джонатан, — но сегодня к ужину у нас соберутся гости. С полдюжины старых сушеных вобл. Цвет местной аристократии. Решили их пригласить всем скопом, чтобы сразу отделаться. Но зато потом мы их не увидим до самой Пасхи.

Я не стану подробно описывать этот ужин. Присутствовали местный баронет и местная баронесса, приходский священник и непременная гувернантка. За столом подавали индейку и разнообразную дичь. Слева от меня две дамы обсуждали достоинства своих собак, а справа два джентльмена вели явно вымученный разговор о породистых лошадях. Все это было невыносимо скучно, и в конце концов застольные «беседы» неминуемо иссякли сами собой.

Джонатан с застывшей на губах улыбочкой радушного хозяина сосредоточенно разглядывал свой бокал. У Изабель был такой вид, будто она отчаянно пыталась придумать и сказать что-то забавное, безо всякой, впрочем, надежды на успех. Над столом зависло неловкое молчание. Кто-то кашлянул. И тут я совершил досадную оплошность. Стараясь хоть как-то разрядить обстановку, я решил рассказать Изабель о встрече с ее кузеном.

— Кстати, Изабель, сегодня в поезде я встретил твоего родственника.

— Правда? — Она одарила меня благодарным взглядом. — И кого же?

— Твоего кузена Джона Дерри. Он просил пожелать тебе счастливого Рождества.

Изабель с испугом уставилась на меня. Джонатан поставил бокал на стол, причем так резко, что вино расплескалось на скатерть. Не имея ни малейшего представления о том, почему мои простые слова вызвали такую реакцию, я продолжал как ни в чем не бывало:

— А еще он просил передать тебе, чтобы вы были поосторожней с камином в голубой спальне, особенно если там будут спать гости.

Еще не договорив предложение до конца, я заметил, что все собравшиеся за столом смотрят на меня чуть ли не угрожающе. В комнате воцарилась гробовая тишина. У меня почему-то возникло чувство, что, сам того не желая, я сказал нечто абсолютно непростительное. Я сидел жалкий и озадаченный, не осмеливаясь произнести больше ни слова. Но тут мне на помощь пришел местный пастор, скромный и добродушный мужчина по фамилии Прендергаст.

— Вы много времени провели за границей, не правда ли, мистер Ленгфорд? Насколько я знаю, сначала в Польше, потом в Прибалтике? Должно быть, вы там повидали немало интересного.

Я был очень ему благодарен. Мы завели достаточно нескладный разговор о моем путешествии, и минут через пять напряжение, воцарившееся за столом, немного спало. И все-таки до конца ужина я сидел как на иголках, с нетерпением ожидая его окончания. Но вот наконец дамы ушли в гостиную, а мужчины остались за столом.

— Что я сказал такого ужасного? — шепотом спросил я у пастора, когда слуги убрали со стола.

— Вы поставили Изабель в неудобное положение, заговорив про Джона Дерри в присутствии сливок здешнего общества.

— А почему нельзя заговорить с ней про Джона Дерри? Он же ее кузен.

— Я вам скажу почему. — Пастор понизил голос, так что теперь я едва разбирал слова. — Три месяца назад Джон Дерри скрылся, прихватив с собой семьдесят пять тысяч фунтов, принадлежавших компании.

— А ты уверен, что не ошибся? Что это был именно он? — спросила меня Изабель.

Дело было уже вечером, когда гости разошлись, а я попросил у нее прощения за свою невольную оплошность.

— Уверен.

— Конечно, это был он, — заметил Джонатан. — Кто бы еще мог завести разговор о пожаре в голубой спальне? Впрочем, пожара-то не было. Просто в трубе птицы свили гнездо, так что весь дым шел в комнату. А как он выглядел?

— Честно сказать, ужасно. И вел себя, как-то странно. Не пожал мне руку. Однако он по-прежнему красноречив, — добавил я не без издевки. — Собственно, я бы в жизни не догадался, что он виновен в растрате. Я не заметил ни малейшего раскаяния. Держался он очень уверенно и спокойно. Когда к нам в купе зашел кондуктор, он и бровью не повел.

— Уильям, ты уверен, что это был он? — переспросила Изабель.

Начав уже раздражаться, я сходил к себе в комнату и принес портсигар.