Леонард Фолья - Плащаница из Овьедо

— Господи, какое облегчение! — объяснила она. — Это у вас первенец?

— Да.

— Ясно, а у меня это третий и последний! Своему я так и сказала, что после этого у меня внутри все узлом завяжется. Муж всегда хотел мальчика. Просто рогом уперся! Если я через час не упаду замертво от изнеможения, то он его все-таки получит и сможет через десять лет повести на игру «Ред Соке». Вы уже знаете, кто у вас будет?

— Нет, еще не знаю.

— Некоторые и не хотят знать. Лично я не люблю сюрпризов. Поэтому считаю, что каждый может заранее дать нам правильный совет. Усвоить этот урок труднее всего. Для нашего первенца мой муж пошел и накупил крошечных футболок с номерами, бейсболок и бог еще знает чего. Даже достал маленькие шиповки. Не спрашивайте меня, зачем он это сделал. И, естественно, родилась девочка, а шиповки так и пылятся в коробке где-то в шкафу. Неужели вам и вашему мужу хоть чуточку не интересно?

— Я буду рада как мальчику, так и девочке.

Вот что имела в виду Джолин, когда спрашивала ее, что она собирается говорить людям. Видя, что ты беременна, они будут бесцеремонно подходить и забрасывать тебя вопросами. Ханна не могла представить себе, как кто-то подходит к небеременной женщине и спрашивает о лодыжках или настроении парня. Но беременность служила чем-то вроде приглашения.

Желая избежать дальнейших расспросов и уже испытывая сильную нужду снова пописать, Ханна извинилась и спросила у регистратора, где туалет.

— Вы же сами знаете. Предпоследняя дверь направо.

Ханна прошла мимо кабинета доктора Йохансона, комнаты для осмотров, где только что была, и рентген-кабинета. Она почти зашла в уборную, когда услышала голоса Джолин и доктора, доносившиеся из комнаты в конце коридора. Невозможно было понять, о чем они говорили, но Джолин была очень взволнована. Доктор Йохансон пытается ее успокоить?

Сгорая от любопытства, Ханна на цыпочках подошла к комнате. Дверь была приоткрыта, и темную комнату освещало лишь периодическое мигание светло-серой лампы. Джолин и доктор стояли рядышком спиной к двери и смотрели на экран.

— Я сейчас просто взорвусь, — сказала Джолин. — Я так давно этого ждала. Мы все так давно этого ждали.

Доктор Йохансон показал ей что-то на экране.

— Да он улыбается!

Он наклонился в сторону, чтобы что-то подкрутить, и Ханна увидела на экране черно-белый снимок. Что именно было на нем изображено, ей не удалось разобрать: что-то похожее на кокон или завернутое в него. Но тут она заметила движение, и очертания стали более четкими. Это был плод. Головка уже выделилась, да и ножки, подобранные к выгнувшемуся полумесяцем тельцу, тоже. Напрягая зрение, Ханна могла различить маленькую ручонку с кулачком у щеки. Увиденное ее очаровало.

Доктор Йохансон выпрямился и снова обратил внимание на экран, полностью заслонив его. Одной рукой он обнял Джолин за плечи, приблизил к себе и стал что-то шептать ей на ухо, но что именно, было непонятно. Этот жест поразил Ханну неожиданной близостью. Опасаясь, что ее заметят, она отступила от двери.

Осознание увиденного ошеломило Ханну и заставило затаить дыхание. Плод на экране был ее! У этого маленького человечка с маленькими ручками и ножками по-настоящему билось сердце! И ручка точно двигалась! Она это видела. Она действительно мама!

От нахлынувших эмоций у девушки закружилась голова. Ханна понимала, что ей нужно быстро вернуться в приемную, пока она не потеряла сознание.

— Все в порядке? — спросила необъятная беременная женщина, когда Ханна рухнула в кресло. — Вы белы как мел.

— Я в порядке, спасибо. Просто проголодалась, кажется.

— И не говорите, — сказала женщина. — Еда да туалет, туалет да еда. Вот все, что нам остается в таком положении.

Ханна заставила себя улыбнуться, но улыбка получилась слабой.

— Хотите, открою вам маленький секрет? — предложила женщина. — День, когда вам на грудь положат орущего малыша, станет для вас лучшим днем в вашей жизни. А знаете, что может быть лучше этого?

— Нет, а что?

— Второй день, третий, четвертый и пятый…

В приемную влетела радостная Джолин, за которой шел доктор Йохансон.

— Спасибо вам, доктор, за ваше терпение, — сказала она, а затем обратилась к Ханне: — Ане побаловать ли нам себя чем-нибудь вкусненьким? Я знаю одно уютное бистро на Ньюбери-стрит.

— С радостью.

— Вот это мне нравится, — весело произнес доктор. — Сытная еда, здоровая пища, полезные продукты. — Он поприветствовал необъятную женщину: — Добрый день, миссис Маккартни, как вы себя сегодня чувствуете?

— Буду чувствовать себя значительно лучше, когда наконец-то избавлюсь от этого груза.

— Вам недолго осталось ждать. Это скоро закончится, миссис Маккартни, обещаю.

— Десять минут — это слишком долго.

— Ладно, ладно. Еще недельку — и все. Проходите, пожалуйста.

Миссис Маккартни поднялась с кресла и утиной походкой проследовала за Йохансоном. Уже у двери кабинета она обернулась и сказала Ханне:

— Не забывайте! Это того стоит.

Выйдя из клиники, Ханна поинтересовалась у Джолин, все ли было в порядке, и добавила:

— Вы так долго не выходили.

Джолин в один миг развеяла ее тревоги.

— Вы же знаете, какая я неугомонная. Все беспокоюсь, беспокоюсь и беспокоюсь. Но доктор Йохансон говорит, что я в порядке. Ничего не случилось. Все хорошо. Он заверил меня, что я полностью здорова.

Образ крохотной ручки у крохотной головки никак не хотел покидать воображение Ханны. Не покидала ее и мысль о том, что в один прекрасный день она будет держать эту ручку и маленькую головку у себя на руках. Пусть и недолго.

Почему же ей не показали эти картинки, которые — теперь она это знала — называются сонограммами? Не давало ей покоя и заговорщическое поведение Джолин и доктора Йохансона, которые о чем-то совещались у монитора, рассматривая фотографии ребенка в ее животе. Это казалось серьезным нарушением права на личную жизнь. Да, ребенок был Джолин, и она вправе его увидеть. Но ведь Ханна тоже? Они же должны были вместе все это пережить. А самые первые фотографии ребенка преднамеренно от нее утаили.

Это напомнило Ханне о том, что, как бы хорошо Витфилды к ней ни относились, она всего-навсего делает для них работу. Но работа делается внутри ее тела! Тогда как же можно ожидать от нее, что она ничего при этом не будет чувствовать?

Каждую ночь Ханна засыпала с мыслями о ребенке и каждое утро, когда она еще не надела халат и не сунула ноги в тапочки, первые ее мысли были о маленьком человечке в ее утробе. Она обязательно говорила с ним, когда оставалась одна или когда Джолин не могла ее услышать, и даже пыталась представить, что он ей отвечает. С утра до вечера их маленькие послания не переставали приходить. «Я тебя люблю». — «И я тебя тоже». — «Ты мне очень дорог». — «И ты мне очень дорога».