Андрей Имранов - Дыхание бездны

Волк шел долго - почти до вечера. Тыгрынкээв измотался до того, что весь мир сузился в его глазах, и он словно бы смотрел вперед через узкую трубу, в которой было место только для волчьих следов на еще не растаявшем снегу. Тыгрынкээв не ел и не пил четыре дня и теперь жалел об этом - вдруг ему не хватит сил дойти туда, куда его ведет белый волк? Он черпал на ходу ладонью снег и жевал его - помогало. И к вечеру он вышел на берег реки. Тыгрынкээв узнал это место - такой высокий обрыв нависал над рекой только в одном месте на сотни километров вокруг. Вода под этим обрывом была особенно темна и неподвижна; покойный Эквургын утверждал, что видел играющих в омуте чертей, но ему мало кто верил - все знали, что Эквургын видит чертей частенько и объяснения тому были самые прозаичные.

Тыгрынкээв осмотрелся, пытаясь понять, куда ему идти дальше, но волка не увидел. Зато увидел отца - он стоял лицом к обрыву, на самом его краю и смотрел на закат. Тыгрынкээв усмехнулся, подошел к отцу, сел на край обрыва и свесил ноги.

- Ты мог бы взять тупые стрелы, - сказал он, - а кто не увернется, тем вымазать лицо сажей и прогнать из стойбища. Раз настоящих людей так мало осталось, не следует ли их беречь?

Отец посмотрел на сына и Тыгрынкээв вздрогнул, увидев бездну, сочащуюся из его глаз.

- Карем. Не следует, - сказал отец тихо и отвернулся, - настоящих людей осталось столь мало, что их уже бесполезно беречь. А нас - береговых людей - не осталось совсем. Твоя мать была последней женщиной гычурмыкин. Будь у тебя даже сто братьев, они не смогли бы продлить род.

- Почему - была? - спросил Тыгрынкээв. Спросил спокойно, он уже знал ответ и смирился с ним.

- Она умерла. Вчера.

Тыгрынкээв кивнул.

- В школе учитель говорил мне, что кереки живут еще в нескольких стойбищах и даже там, в поселке, было двое кереков.

Отец невесело засмеялся.

- Лиса может назваться вороном, но вороном от этого не станет. Нас всегда было мало, и мы всегда знали друг друга. Больше нет никого. Те, кто сейчас зовет себя гычурмыкинами - либо, в лучшем случае, анкалгакку, либо просто лгут.

Отец замолчал. Так они молчали довольно долгое время - пока громадный красный шар закатного солнца наполовину не опустился за горизонт. Тогда Тыгрынкээв спросил:

- Что теперь? Будем жить, как раньше, пока однажды ты не окажешься быстрее и не убьешь меня?

- Нет. Испытание закончено, и ты один его выдержал, - он повернул голову и посмотрел на сына, - я бы хотел, чтобы на твоем месте был Титу.

- Я знаю, - кивнул Тыгрынкээв.

Отец отвернулся.

- Ты знаешь, - согласился он, - но я должен был сказать. Это моя вина. Теперь пойдем.

Они спустились с обрыва вниз, в пойму реки, где двое оленей пощипывали пробивающуюся через снег свежую травку. Отец сел в нарты, а Тыгрынкээв замешкался - он всё разглядывал окрестности, надеясь еще раз увидеть белого волка. Хотя и понимал, что не увидит, потому что никакой это был не волк, а дух. Ведь когда Тыгрынкээв обернулся, перед тем как пойти за отцом вниз с обрыва, он не увидел волчьих следов, по которым туда пришел. Из тундры тянулась только одна цепочка следов - его.

К стойбищу подъехали уже после заката. Обессиленный Тыгрынкээв уснул сразу, как заполз в теплый полог, но отец вскоре разбудил его. Тыгрынкээву сначала показалось, что он не успел и глаз сомкнуть, но, посмотрев на отца, понял, что прошло какое-то время. Лицо отца было разрисовано краской, одет он был в длинные шаманские одежды, и на шее висела связка амулетов.

- Что такое? - спросил, поднимаясь, Тыгрынкээв.

- Я думал, что придется ждать, но время уже настало, - сказал отец, - иди, тебя ждут.

- Кто меня ждет? - удивился юноша, подхватывая с пола одежду, но отец остановил его руку.

- Одень это, - и указал на другую стопку одежды. Тыгрынкээв недоуменно поднял первый попавшийся под руку предмет, оказавшийся женской камалейкой. Он узнал её - эту камалейку носила мать.

- Что... - Тыгрынкээв посмотрел на отца непонимающим и недовольным взглядом.

- Нож тоже оставь.

- А... - юноша вздохнул, - ты хочешь, чтобы я стал 'мягким человеком'.

- Нет. Я ничего не хочу. Ты станешь тем, кем станешь. И примешь эту судьбу. Выпей.

Жидкость в плошке Тыгрынкээву была знакома - это она отделила ему душу от тела семь лет назад и почти убила его. Правда, на этот раз её было поменьше.

Немного поколебавшись, Тыгрынкээв взял плошку и одним глотком выпил всё её содержимое. Потом встал и принялся одеваться.

- Куда мне идти? - спросил он, покончив с непривычной одеждой.

- Просто иди, - сказал отец, подводя сына к выходу из яранги, - потом узнаешь.

Тыгрынкээв вышел наружу и охнул - его окружал мир духов - тот самый, нарисованный тонкими, живущими своей жизнью, штрихами. Тот мир духов, оборотней и кэле, не раз снившийся ему потом в кошмарах. Но проникновение было неполным - ногами он стоял на твердой земле, тела своего не покидал и определенно чувствовал - большей частью он еще пока в мире людей. И, пожалуй, только глазами - в мире духов. Тыгрынкээв огляделся, вздохнул и пошел прочь - туда, куда не проникали цветные линии человеческих желаний и страстей.

Вскоре он отдалился от стойбища, и всё вокруг стало чёрно-белым. Точнее, чёрно-серым. Тыгрынкээва качало, он чувствовал себя очень больным и уставшим, но упрямо продолжал идти вперед. Он чувствовал, что идет правильно, и что осталось ему идти немного. Вскоре на горизонте, прямо перед ним, показалось белое пятнышко, показалось и начало увеличиваться в размерах по мере приближения к нему Тыгрынкээва. Когда пятнышко увеличилось настолько, что в его очертаниях стало ясно видно фигуру волка, Тыгрынкээв ничуть не удивился. Более того - он ждал этого и теперь радовался своей проницательности.

- Здравствуй, дух-волк, - сказал Тыгрынкээв, подойдя к нему вплотную.

Волк встал, повернулся к юноше задом, поднял хвост и Тыгрынкээв увидел, что это не волк, а волчица. Это открытие его порадовало - Тыгрынкээву не хотелось становиться 'мягким человеком', ему нравилось быть мужчиной. А теперь, раз его покровитель женского пола, ему нет нужды изменять свое естество.

- Ты станешь моей женой? - спросил Тыгрынкээв.

Волчица повернула голову и оскалила зубы - то ли угроза, то ли улыбка - и побежала. Оббежала вокруг Тыгрынкээва круг, потом другой, третий - всё увеличиваясь и увеличиваясь в размерах с каждым кругом. Вот она стала юноше по грудь, вот - ростом с него самого, потом - выше Тыгрынкээва, потом - еще выше. Она остановилась только когда выросла настолько, что Тыгрынкээв мог пройти у неё под брюхом, почти не пригибаясь. Наклонила голову, шумно обнюхала юношу, потом шагнула вперед, встав прямо над ним. Тыгрынкээв посмотрел вверх и увидел прямо перед своим носом сосок, наполненный молоком. Он не стал долго раздумывать - потянулся, взял сосок губами и втянул в себя теплую сладковатую жидкость. Проглотил - и сразу почувствовал, как наполнились силой ноги. Зажмурившись от блаженства и торжествуя, он сделал еще два глотка, затем волчица шагнула в сторону. Тыгрынкээв пару раз, как слепой щенок, схватил губами воздух, пытаясь нащупать утерянное, но не смог и с сожалением открыл глаза. И увидел, что волчица шагнула чуть-чуть - на полшага - так, что перед его лицом теперь покачивался другой сосок. Снова приложился к нему Тыгрынкээв и почувствовал, как силой налились бедра. И от этого соска он отпил три глотка.