Сергей Дубянский - Египтянка (сборник)

Михаил Михайлович свернул с трассы к своему дому, который так и остался самым ближним к городу, являясь, своего рода, визитной карточкой поселка.

Рядом с автоматическими воротами стоял аккуратный теремок, в котором круглосуточно дежурили бравые мордовороты в камуфляже, с закатанными по локоть рукавами. В лихие девяностые у них на плече висели настоящие АКМы. Стрелять им не пришлось ни разу, но сам вид вызывал желание побыстрее ехать дальше. Потом ненависть к богатым стала менее воинствующей, и охрану можно было б снять вовсе, но Михаил Михайлович уже привык, что каждый день его провожает и встречает «почетный караул». Пришлось, правда, сменить вызывавшие раздражение милиции автоматы на помповые ружья.

Михаил Михайлович махнул охранникам, по-военному вытянувшимся перед хозяином, и не останавливаясь, въехал во двор. У крыльца стояла маленькая желтая «Toyota». Михаила Михайловича изначально раздражал этот идиотский цвет, но Ольга говорила, что в такой машине чувствует себя моложе. Пусть чувствует, если ей так хочется…

То, что «Toyota» находилась не в гараже, предполагало два варианта, либо жена куда-то собиралась, либо откуда-то вернулась, что, по большому счету, не имело принципиального значения – у каждого здесь был собственный график, и шли они параллельно, пересекаясь лишь от случая к случаю. Михаил Михайлович не видел в том ничего противоестественного, потому что каждый строит жизнь по своему усмотрению, и мешать ему, значит пытаться выстроить ее за него, а это, как известно, ничем хорошим не заканчивается. Тем более, когда один занимается исключительно производством благ, а другой их потреблением, общего у них становится все меньше. С Леной, кстати, все обстояло точно так же, только, обретя свободу от материальной зависимости, она пустилась в длительный загул, а Ольга занялась собой, и в тридцать два выглядела максимум на двадцать пять. Против подобного времяпрепровождения Михаил Михайлович не возражал.

Припарковавшись рядом с желтым уродцем, он поднялся на крыльцо.

– Олененок! – остановился посреди холла, – я приехал!

– Да, милый! Я сейчас!

На лестнице вспыхнул свет, и послышались шаги. Оля спускалась медленно, грациозно касаясь перил тонкой рукой.

…И где она научилась?.. – подумал Михаил Михайлович, – а то сидела в своей палатке, как нахохленный воробей, и торговала елочными игрушками… нос красный, глаза слезятся – помню, мне показалось, что она ревела весь день… хотя, может, так было – от той-то жизни!..

Нельзя сказать, что наблюдение за тем, как артистично жена спускается по лестнице, переполняло Михаила Михайловича восторгом – скорее, это было удовольствие от созерцания картины; как на вернисажах, которые он посещал, стараясь не обижать друзей-художников.

– Ты туда или оттуда?

– Туда, – Оля засмеялась, – я ж не знала, когда ты вернешься. Мы с Аллой договорились на вечер. Хочешь, поедем вместе? Вы там с Виктором по рюмке выпьете, пообщаетесь.

– Чего-то не хочу я с ним общаться, – Михаил Михайлович брезгливо поморщился.

Виктор являлся заместителем управляющего банка, и общение с ним, как правило, выливалось в то, что он пытался переманить «Строй-инвест» к себе, бессовестно суля такие дивиденды, которые вряд ли мог гарантировать даже Центробанк. Михаил Михайлович всегда обещал подумать, чтоб не ссорить жену с лучшей подругой, но у него были свои банкиры, и уходить от них он не собирался.

– Тогда я поехала.

– Езжай, – Михаил Михайлович подтолкнул жену к выходу.

Когда дверь закрылась и послышался шум двигателя, он поднялся на второй этаж; принял душ, переоделся… и почувствовал, как вымотался за неделю. …А ведь лично не положил ни одного кирпича… Вот и объясни идиотам, почему у нас разные зарплаты… Мысль странным образом возникла из далекого перестроечного прошлого. Сейчас, слава богу, уже никто не рвал на груди рубаху и не орал, что пролетарии должны получать больше начальников, протирающих штаны.

Подойдя к бару, Михаил Михайлович выпил рюмку водки и вышел на балкон, покурить. Он любил смотреть на город – только не на окраину, где виднелись заросшие кустарником руины недостроенного НИИ – «флагмана советской электронной промышленности», а выше, на разметавшиеся по крутому берегу «свечки» и блестящие в зелени купола восстановленных церквей.

…Во истину, Россия – страна контрастов, а никакой ни Стамбул и ни Париж… Затушив сигарету, Михаил Михайлович вернулся к бару; выпив еще рюмку, включил телевизор и удобно устроился на диване – даже слишком удобно, потому что глаза стали закрываться сами собой…

– …Миш, что с тобой? Ты не заболел?..

Миша (он вдруг перестал ощущать себя Михаилом Михайловичем) узнал Олин голос.

– Не дождетесь… – улыбнулся, не открывая глаз. Дыхание ощущалось совсем рядом, и он, вытянув руки, нащупал худенькие плечи; потянул их к себе.

Оля тут же сбросила туфли, гулко упавшие на пол, и с радостью запрыгнула на приятно пружинивший диван.

– Что ты делаешь, хулиган?.. – томно прошептала она, чувствуя, как одна за другой расстегиваются пуговки на платье, и засмеялась, – все равно ведь не снимешь.

– А я порву его, на хрен… – глаза Миша не открывал, будто стараясь продлить чудесный сон.

– Это ж мое любимое платье!

– И что? Куплю новое…

Чуть слышно треснула ткань, и Оля вскочила.

– Миш, ну, ты чего?! Сдурел, что ли?..

Миша наконец разлепил веки. В комнате царил полумрак, а на Олином лице читалось такое возмущение, что он вздохнул.

– Никогда ты не научишься быть женой богатого человека.

– Ну, прости, – Оля виновато опустила взгляд, – я дура, да?

– Да, – Миша уверенно кивнул.

– Но ты же любишь меня?

– А что остается?.. – он разглядывал жену, снисходительно улыбаясь, – на помойку ж не выкинешь – жалко.

– Миш, пожалуйста, не говори так, – жалобно попросила Оля, и тут же придумала, что надо сделать, чтоб реабилитироваться – сама стянула платье и безжалостно швырнула в угол, – теперь я похожа на жену богатого человека?

Миша молчал, решая, к чему относится последняя фраза – к брошенной с неожиданной удалью тряпке или к маленькой груди под полупрозрачным лифчиком; трусикам, которые, при желании, можно и просто не заметить; к загорелому упругому телу?.. Он думал, а, значит, азарт уже прошел, и их жизненные графики не пересеклись в нужной точке.

– Где-то, так, похоже… – Миша вздохнул, все же протягивая руку, – иди сюда; расскажи, как вы там с Алкой?

– Нормально, – почувствовав перемену настроения, Оля лишь присела на край дивана, – поболтали о своем, о женском.

– Витька не приставал?

– Этот толстый боров? – Оля засмеялась, – бедная Алка!..