Роберт Маккаммон - Участь Эшеров

Ладлоу приехал в декабре в сопровождении Лютера и двух других слуг, чтобы увидеть супругу в последний раз. Два месяца спустя Джессамин Эшер была обнаружена в своей комнате мертвой. Она зубами порвала подушку и глотала гусиный пух, пока тот не забил ей горло.

— Чудесно, — пробормотал Рикс, дочитав до конца.

Он оттолкнул записную книжку, словно та была покрыта грязью, и подумал: рвался бы так Ладлоу спасти Эрика, если бы знал, что ждет их в будущем. Данное Джессамин описание твари, которая стояла над колыбелью, наводило на мысль о фильмах ужасов. Возможно, она искала оправдания своей ненависти к ребенку, который встал между ней и Ладлоу. Но каковы бы ни были истинные мотивы, они затерялись в прошлом.

Раздался тихий стук, и Рикс насторожился. Было почти два часа ночи. Кто, кроме Паддинг, может бродить по дому? Бун около одиннадцати уехал в свой клуб и наверняка играет сейчас в покер. Рикс подошел к двери, которая была загорожена стулом и шкафом, и спросил:

— Кто там?

— Миссис Рейнольдс. Откройте, пожалуйста.

Рикс открыл. Свет в коридоре не горел, и миссис Рейнольдс держала серебряный канделябр с четырьмя горящими белыми свечами. Рикс раньше не видел эту женщину без хирургической маски, но она сразу показалась ему волевой; сейчас при виде ее сильной нижней челюсти это впечатление окрепло. В то же время было ясно, что уход за Уоленом утомил миссис Рейнольдс. Рикс заметил сизые мешки под глазами и глубокие складки у рта. Взгляд был пуст и бесцелен.

— Меня послал Уолен, — сказала женщина привычным шепотом. — Он хочет вас видеть.

— Прямо сейчас?

Она кивнула, и Рикс последовал за ней по коридору. Когда он протянул руку, чтобы включить свет, миссис Рейнольдс быстро сказала:

— Пожалуйста, не надо. Я велела слугам выключить почти все лампы в доме.

— Зачем?

— Так велел ваш отец, — объяснила она. — Сказал, что не выносит шума бегущего по проводам тока.

— Что?

— По его словам, это такой высокий противный визг, — продолжала миссис Рейнольдс. — Иногда его слух обостряется, и он говорит, что этот голос электричества беспокоит его больше всех прочих шумов. Я увеличила дозу транквилизаторов, но незаметно, чтобы они действовали на его нервную систему.

Они приблизились к лестнице, ведущей в Тихую комнату. Запах разложения, к которому в другом конце дома Рикс постепенно привык, был здесь таким сильным, что он остановился, борясь с тошнотой.

«Я не могу опять туда идти, — подумал Рикс, и у него внутри все содрогнулось. — Боже правый!»

Миссис Рейнольдс, шедшая на несколько ступенек впереди, оглянулась. Желтый свет отбрасывал ее длинную тень на стену напротив.

— Все будет в порядке, — сказала она. — Постарайтесь дышать ртом.

Он последовал за ней наверх, к белой двери, и надел две хирургические маски и резиновые перчатки. Затем то же самое сделала сиделка, пока он держал взятый у нее канделябр. Перед тем как открыть дверь, миссис Рейнольдс забрала у Рикса и задула все свечи.

Их окружила темнота. Несколько ужасных секунд Риксу чудилось, будто он снова заблудился в Лоджии. Но тут сиделка взяла его за руку и потянула в Тихую комнату. Дверь бесшумно затворилась, и женщина подвела его к кровати Уолена.

Осциллоскоп был выключен, и в помещении слышалось только хриплое, неровное дыхание Уолена. Рикс слегка задел обо что-то подбородком, но промолчал. Миссис Рейнольдс отпустила его руку, и он понял, что за ним наблюдают. Уолен продолжал сопеть, пока в конце концов не заговорил. Рикс был вынужден напрячься, чтобы понять, о чем шепелявит отец.

— Выйди, — приказал Уолен сиделке.

Рикс не слышал, как та вышла, но знал, что она не могла не подчиниться. Уолен медленно, с тяжким трудом подвинулся на кровати. Он заговорил, и Риксу снова пришлось сосредоточиться.

— Эта сука потом завернет меня в пеленки. — Уолен поморщился от боли.

От его вздоха у Рикса сжалось сердце — это был такой человеческий звук, тихий, почти нежный.

— Ненавижу ночь, — прошептал Уолен. — Ночью поднимается ветер. Раньше я к нему не прислушивался. А теперь самого себя слышу так, будто кричу сквозь ураган.

— Сочувствую…

Хотя Рикс сказал это как можно тише, он услышал хрип Уолена. Рикс вздрогнул и сжал кулаки.

— Говори тише, черт побери! О боже… как болит голова…

Вроде бы отец заплакал, но это могла быть и ругань. Рикс зажмурился, его нервы были на пределе.

Прошла минута или две, прежде чем Уолен снова заговорил.

— Ты и не собирался навещать меня здесь. Что-нибудь не так? Или у тебя дел невпроворот?

«Неужели старик знает, что я задумал? — недоумевал Рикс. — Нет, конечно же нет! Не нужно паранойи».

— Мне казалось, что тебе нужен покой. — Он прошептал это так тихо, что сам едва расслышал.

На этот раз, без сомнений, раздался грубый смешок Уолена.

— Покой, — повторил он. — Хорошо сказано! Да, мне нужен покой! И я действительно скоро упокоюсь! — Он помолчал, выравнивая дыхание, а когда снова заговорил, Рикс поразился — такого жалобного голоса он еще не слышал. — Я почти готов умереть, Рикс. Этот мир больше не мой. Я устал…

Как же я устал…

Рикс был захвачен врасплох. Возможно, мысли о смерти в конце концов подточили Уолена, но он выглядел совершенно иначе, чем несколько дней назад, когда Рикс к нему заходил.

— Как Маргарет? — спросил Уолен. — Справляется ли?

— Справляется, и неплохо.

— Я слышал, вечером поругались Бун с Паддинг. Хотя сейчас это занимает меня менее всего. А Кэт? Каково твое суждение о ней?

«Суждение, — подумал Рикс. — Странное он подобрал слово».

— С ней все в порядке.

— А как насчет тебя?

— У меня все нормально.

— Да. — К Уолену снова вернулся сарказм. — Не сомневаюсь. Черт бы подрал этот ветер! Воет и воет… Ты что-нибудь слышишь?

— Нет.

— Тогда наслаждайся тишиной, пока можешь, — с горечью сказал Уолен.

По трубкам под кроватью Уолена забулькала жидкость, и он тихо застонал.

Глаза Рикса снова привыкли к темноте. Он увидел тощего, как скелет, человека на кровати. На подушке рядом с головой Уолена лежала черная трость. Тонкая рука была вытянута и сжимала трость так, будто кто-то угрожал отобрать ее.

— Над чем ты работал в библиотеке, пока не заболел? — Вопрос вырвался у Рикса непроизвольно.

Уолен долго молчал, а затем сказал:

— Заболел? Хотел бы я заболеть. Болезнь можно вылечить.

О, видел бы ты лицо этого чертова доктора, когда он приходил в последний раз! Бледным стал, как рыбье брюхо, и все время склонялся надо мной с фонариком, чтобы пощупать пульс, померить температуру, и для прочих дурацких процедур! Он хочет, чтобы я лег в больницу. — Отец хрюкнул. — Можешь себе представить? Вокруг кишат репортеры! Дни и ночи напролет меня беспокоят врачи и сестры! Я сказал ему, что он спятил.