Роберт Маккаммон - Участь Эшеров

Уолен предостерегал, чтобы я не ходила одна по Лоджии, но я была глупой, упрямой девчонкой. И решила изучить ее сама.

Я переходила из одной великолепной комнаты в другую, шла по коридорам, протянувшимся, казалось, на многие мили…

Я поднималась и спускалась по лестницам, которых никогда не видела и до того, и после. — Она перевела взгляд с огня на Рикса. — Я потерялась на десять часов, и мне никогда в жизни не было так страшно. Тебе, наверное, тоже было страшно бродить там в темноте. Если бы Эдвин не нашел тебя… могло бы случиться бог знает что.

— Чудо, что я не сломал себе шею на какой-нибудь лестнице, — сказал Рикс.

— Не только это… — Она сделала паузу, как будто решала, продолжать или нет. Когда снова заговорила, ее голос звучал гораздо тише. — Эрик без устали надстраивал Лоджию.

Работа остановилась не потому, что была закончена, а потому, что рабочие ее не завершили.

— Вот как? Он им мало платил?

— Нет, платил он прекрасно, — сказала Маргарет. — Втрое против обещанного. По словам Уолена, они бросили работу, потому что испугались. За день до того, как мы с Уоленом поженились, в Лоджию вошли тридцать рабочих, а вышли двадцать восемь. Двое… исчезли. Они так и не вышли. Я всегда считала, что Лоджия каким-то образом не дала им уйти.

Рикс никогда не слышал, чтобы его мать так говорила о Лоджии Эшеров. Он был встревожен и заинтригован.

— Почему вы с папой после смерти Эрика решили покинуть Лоджию?

— Потому что она слишком велика. И мне нипочем не избавиться от чувства, что, заблудившись в Лоджии, я… вроде как была ею помилована. К тому же она неустойчива. Я чувствовала, как пол трясся под ногами, а однажды там треснула стена. — Она нервно трогала кольца на своих руках. — Мы заложили окна кирпичами не из-за птиц, Рикс, а потому что постоянно разбивались и вылетали наружу стекла. В течение многих лет. В чем тут дело, я не знаю. Могу лишь сказать… что, пока мы там жили, я боялась гроз. Когда они были особенно сильными и от грома трясся весь дом, я пугалась до смерти. Большинство окон разбилось именно во время грозы.

Рикс вспомнил вычитанное в дневнике Норы: грозы боялся Ладлоу, а Нора чувствовала, как дрожит Лоджия. Эрик говорил, что она построена в районе, который: подвержен землетрясениям. «Способна ли сильная гроза, — думал Рикс, — вызвать такую дрожь?»

— Я думаю, что любовь Буна к Лоджии — опасное увлечение, — сказала Маргарет. — Недавно он просил меня, чтобы там включили свет. Не удивлюсь, если узнаю, что ему действительно нравится ходить по Лоджии. — Она поколебалась, на лице промелькнул страх. — Я всегда думала, что по каким-то причинам Лоджия предназначена для того, чтобы привлекать гром и молнии всеми этими громоотводами и высокими шпилями на крыше. Когда гроза выходит из-за гор, кажется, что ее притягивает прямо к дому, — проговорила она с оттенком отвращения.

— В тысяча восемьсот девяносто втором или третьем году здесь, кажется, было землетрясение? Оно не нанесло Лоджии ущерба?

Мать вопросительно посмотрела на Рикса, как будто интересуясь, откуда он получил эту информацию. Наконец сказала:

— Четыре года назад я сидела как раз в этой комнате, когда вылетела большая часть стекол на северной стороне дома.

Одного слугу пришлось увезти в больницу. У Кэсс была порезана рука. Несколько раз на обеденном столе дрожала посуда.

Так что, возможно, тут время от времени бывают подземные толчки, хотя это не идет ни в какое сравнение с тем, что творится в Лоджии в разгар бури.

— Окна на северной стороне? — Рикс прошел в другой конец комнаты, к выходящему на север окну, и отдернул занавеску. Перед ним была Лоджия и гора Бриатоп. — Я никогда об этом не слышал.

— Мы никогда не обсуждали это между собой. Однажды, правда, Уолен сказал, будто это природная аномалия, что-то связанное с атмосферным давлением, или самолет преодолел звуковой барьер, или что-то в этом роде. Я помню, что шел дождь, вода стала попадать внутрь и устроила ужасный беспорядок.

Рикс повернулся к ней лицом.

— Это тоже случилось в грозу?

— Да, в грозу. Весь ковер был в стекле, и мне еще повезло, что осколок не попал мне в глаз.

— Стекла летели внутрь? — спросил он, и мать кивнула.

Землетрясения, грозы и Лоджия, размышлял он, есть ли между ними связь? А еще стекла, летящие внутрь… Это скорее наводит на мысль об атмосферных возмущениях, чем о подземных толчках. Может быть, ударная волна? Но откуда она приходит?

— Я не говорила этого ни одной живой душе, а тебе скажу. — Маргарет пристально смотрела на огонь, не желая встречаться глазами с сыном. — Всем своим сердцем я ненавижу Эшерленд.

Это было сказано с такой убежденностью, что Рикс ничего не смог ответить. Он всю жизнь полагал, что его мать гордится великолепием Эшерленда, что она не согласится жить ни в каком другом месте.

— Вначале, — продолжала она, — я думала, что Эшерленд — самое прекрасное место в мире. Возможно, так оно и есть. Я любила Уолена, когда вышла за него замуж. Я до сих пор его люблю. Он всегда был одиночкой. На самом деле ему никто не нужен, и я это понимаю. Но до того как Эрик передал Уолену скипетр, твой отец был беззаботным, счастливым молодым человеком. Я видела его в тот день, когда он спустился из Тихой комнаты Эрика, сжимая в руках трость.

Клянусь, что выглядел он так, будто постарел на десять лет. На трое суток Уолен заперся в своем кабинете, а утром на четвертые сутки вышел, так как Эрик ночью скончался. — Она подняла голову, и ее блестящие глаза встретились с глазами Рикса. — С этого времени Уолен стал другим. Он больше никогда не улыбался. Он превратил свою жизнь в сплошную работу. — Она пожала плечами. — Но я терпела. Что я еще могла поделать? У меня были вы. Мне было чем заняться.

— Ты винишь Эшерленд в том, что он изменил папу?

— До того как этот скипетр был передан, мы с твоим отцом ездили отдыхать. В Париж, на Французскую Ривьеру, в Мадрид и Рио-де-Жанейро. Но после того как Уолен стал хозяином Эшерленда, он отказывался покидать поместье. Всегда находились отговорки. Эшерленд поймал нас обоих и сделал пленниками. Это, — она устало кивнула на стены, — наша золотая клетка. Пришло время, когда скипетр опять должен перейти к новому хозяину. Мне жаль того, кто его примет.

Остальные получат свободу и смогут жить, как им вздумается. Я надеюсь, что они будут жить как можно дальше от Эшерленда.

Она глубоко вздохнула, как будто освободилась от тяжкой ноши. Рикс подошел и встал у нее за спиной. Мать выглядела хрупкой и утомленной — старая женщина с напряженным, слишком густо накрашенным лицом. Рикс чувствовал, что после смерти Уолена она долго не проживет. Вся ее жизнь, вся ее сущность связана с Эшерлендом. Маргарет всегда была украшением дома Уолена Эшера — не больше и не меньше.