Наталья Турчанинова - Иногда они умирают

Мучительным усилием воли я заставил себя вернуться.

Я снова стоял на холодной вершине рядом со встревоженной Тиссой. Она трясла меня за плечо и звала по имени:

– Рай, ты в порядке?! Что происходит?..

– Они счастливы, – ответил я, сжимая ее руку. – Им хорошо там.

– Кому? О чем ты? – Она сдернула с головы капюшон куртки, словно он искажал мои слова.

– Душам. Источник здесь. Я его видел.

– Рай, здесь ничего нет. – В слабом голосе Тиссы прозвучало величайшее разочарование, сменившееся полной апатией. – Только голые камни.

Девушка еще раз окинула взглядом ледяное пространство перевала.

Мелкий щебень засыпал поверхность абсолютно гладкого плато, через которое тянулась едва заметная тропа. Здесь не было даже намека на каменные пирамидки, защищающие от злых духов. Заснеженные склоны гор обступали нас, придвигаясь почти вплотную.

А потом Тисса вскрикнула и схватила меня за рукав куртки.

Я обернулся и успел увидеть, как со стены Престола сорвалось облако снега. Беззвучная лавина, рухнув вниз, понеслась прямо на нас, вылетела на холм и… застыла на нем. Замерла над нами огромной фигурой пятиметрового гиганта.

Видение… или реальность, теперь никто из нас не мог бы сказать точно.

На миг мне почудилось, что это кальгаспор – похожая на человека форма из спрессованного годами снега. Но на широкие плечи легли отсветы заходящего солнца, и под каменной кожей четко проступил рисунок мускулов и вен – его тело теперь казалось вырезанным в белом камне с едва заметными прожилками.

Если горы я мог бы сравнить с хаосом, который постоянно щетинился острыми сколами, нагромождался ледяными глыбами и рушился глубокими трещинами, то это существо было воплощением гармонии и порядка.

Зрение, искажаемое высотой, приобрело наконец четкость, и я смог разглядеть лицо гиганта. Выразительное, с остро выступающими скулами и тонким носом, словно выточенное талантливым скульптором.

Ощущение несовместимости двух реальностей стало оглушающим. Я как будто погрузился в свой давний сон… Каменные фигуры, лежащие на земле и медленно разрушающиеся. Одна из них поворачивается ко мне, и я узнаю в ней черты моего друга.

Это было нелепо, бессмысленно, дико, но я спросил:

– Уолт?..

– Нет.

Раскатистый звук его голоса пронесся над нами, словно гул отдаленной лавины.

– Я не тот, за кого ты меня принял. Но могу взять облик любого, чья душа скрыта в источнике.

Его глаза, напоминающие цветом кайлатские топазы чистейшей воды, внимательно смотрели на меня, пронизывая насквозь.

– Я охраняю запретное место, которое ты искал. – Он наклонил голову, и каменные волосы, освещенные кайлатским солнцем, вдруг приобрели знакомый мне рыжий отсвет. – Но тебе душа не нужна. Она у тебя уже есть. Зачем ты пришел?

– Открыть источник. Я хочу, чтобы все люди получили души.

– Все?..

Смех хранителя был похож на шорох осыпи, когда один камень бежит за другим неудержимым потоком.

– Такого у меня еще никто не просил. Значит, ты пришел, чтобы спасти всех блуждающих в темноте, бездушных, жестоких, примитивных, алчных? – Свет в зрачках хранителя на миг погас, превращая их в две темные дыры в камне.

Рядом прозвучал громкий выдох Тиссы, услышавшей подобные обвинения.

– Это не так, – ответил я. – Люди ничего не знают о справедливости, привязанности и щедрости. Они как дети, которых не научили любить и сопереживать. Они не виноваты в том, что родились такими.

– Когда-то у всех были души, – мягко произнес он, глядя на меня сверху вниз, и уточнил: – У каждого. Но люди с такой легкостью топили их в собственной грязи лжи, лицемерия, убийств, лени и равнодушия, что те стали покидать их. Зачем навозным червям эти искры света – они и так могут рыться в своей сточной канаве.

Его голова заслонила собой розовеющий пик Пустынника, показавшийся в разрыве облаков. Мраморная фигура, окрашенная закатным солнцем, приобрела теплый оттенок живого тела.

– Открой источник, – сказал я. – И они станут прежними.

– А они просили тебя об этом? – долетел до меня равнодушный голос, похожий на ледяной ветер. – Им это нужно? С чего ты взял, что можешь решать за всех?

Черты моего друга, перенесенные на каменное лицо, показались мне совсем чужими. Едва ли не враждебными.

– Если у тебя есть душа, это не значит, что она нужна каждому. Ты не думал о том, что им так проще, лучше, спокойнее, ничто не заставляет сопереживать, испытывать муки совести и вину.

Хранитель наклонил голову, и желтые топазы его глаз вспыхнули ярким светом, словно сквозь них на меня посмотрели сразу сотни душ – счастливых, спокойных, умиротворенных, далеких от мелких проблем этого мира.

– Бессмысленно просить за других. Ты не можешь взять на себя ответственность за судьбы людей. И никто не может. Кроме них самих. Тот, кто почувствует пустоту и бессмысленность своей жизни, придет сюда сам. Преодолеет все трудности, страхи – и попросит.

Тяжелые веки опустились, притушив огонь в золотых зрачках. Хранитель произнес медленно, словно стараясь лучше донести до меня смысл своих слов:

– Один не должен спасать всех. Один всех спасти не может. Этот труд – каждый должен совершить сам.

Тисса, напряженно слушающая разговор, неожиданно сделала шаг вперед.

– Тогда дайте мне, – выговорила она хрипло и чуть невнятно. – Дайте мне эту проклятую душу. Я шла сюда… преодолевала трудности… чуть не погибла. Я имею право ее получить.

Мраморные губы хранителя улыбнулись едва заметно:

– Очень редко здесь появляются люди, подобные тебе. И просят о том же. Но большинство из них сразу отказываются от своих слов. Они считают слишком высокой цену, которую надо заплатить за обретение души.

Между бровей Тиссы появилась тонкая морщинка.

– И какова цена?

– Неизвестность…

Я вспомнил свой разговор с гурхом – тот изъяснялся так же туманно и не давал четких ответов. Тисса, вероятно, тоже поняла это.

– Что бывает с теми, кто получает душу? – спросила она прямо.

– Иногда они умирают…

Лицо девушки на миг превратилось в подобие неподвижной маски. Потом она нахмурилась, напряженно обдумывая услышанное, и опять задала вопрос:

– Почему?

– Почему лопается пустой, холодный, стеклянный сосуд, если в него налить горячую жидкость? – задал ответный вопрос хранитель, больше ничего не объясняя, но моей спутнице оказалось достаточно этого яркого образа.

– Значит, я могу умереть… – медленно произнесла Тисса. – Но это не неизвестность. Это риск. Игра со смертью…

Я знал, что сейчас она напряженно размышляет. Рациональный разум не мог позволить ей допустить такого приближения к опасности ради чего-то нематериального, едва ли реального. Ради того, чему она пока еще не видела практического применения.