Сет Грэм-Смит - Президент Линкольн: охотник на вампиров

Странные случаи… Невероятные события…

— Наши враги хитры, — объяснял Генри. — Они выдают свои потребности за потребности Юга. Призвали на помощь смертных, которые не меньше их самих жаждут сохранить рабство. Но эти люди не знают, что приближают свой смертный час, ведь негры — лишь первые из тех, кто окажется порабощен. Авраам, если мы проиграем, очень скоро рабами сделаются все мужчины, женщины и дети в Америке.

Эйбу стало дурно.

— Поэтому-то, мой друг, мы не имеем права проиграть. Поэтому мы объединились. Мы вампиры, но верим в права человека. Мы — Союз… И мы нуждаемся в тебе, мой друг.

В предрассветный час 23 февраля 1861 года на станцию железной дороги Балтимор — Огайо ввели высокого мужчину в плаще еще до того, как у платформы показался его поезд, и за десять часов до момента, когда ожидалось прибытие этого человека. Он едва касался ногами земли: несколько вооруженных людей торопливо втолкнули его в коляску, которая тронулась, едва опустилась защелка на укрепленной двери. За темными занавесями вместе с человеком находились двое охранников. Они держали револьверы наготове, будто ждали, что в любой момент ночную тишину нарушит гром выстрелов. Снаружи, рядом с кучером, сидел еще один мужчина — с черными глазами — и пристально вглядывался в темные улицы Вашингтона в поисках возможной опасности. В гостинице поджидали его собратья. Они должны были удостовериться, что никто не войдет в здание и не выйдет из него без их разрешения, а ценный груз в безопасности будет доставлен в постель. На крыше напротив гостиницы еще один мужчина высматривал того, кто попытался бы залезть по стене и проникнуть в номер через окно.

Генри Стерджес настоял на беспрецедентных мерах безопасности — и оказался прав…

Именно так избранный президент Авраам Линкольн сумел избежать первого покушения.

В конце 1857 года, вскоре после возвращения из судьбоносного путешествия в Нью-Йорк, Эйб объявил, что будет баллотироваться в Сенат и составит конкуренцию Стивену Дугласу. Последователи Линкольна не знали, что его решение было продиктовано одним письмом.

Авраам,

как ты правильно предположил в письме от 13 сентября, мы хотели бы просить тебя выступить против мистера Дугласа. Я полагаю, ты и сам подозревал, что сенатор, как и многие живущие, попал под влияние наших врагов. Не беспокойся об исходе выборов, просто постарайся использовать свой пыл и ораторское искусство для того, чтобы клеймить рабство при каждой возможности. Мы позаботимся, чтобы исход событий оказался благоприятным. Верь в себя, Авраам. Не забывай о своем предназначении.

P. S.: Матф. 12.-25 [39] Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит.

Шестнадцатого июня 1858 года его кандидатура была выдвинута от республиканской партии на выборы в Сенат, и Линкольн произнес речь «О доме разделившемся». Он утверждал, что сенатор Дуглас сделался шестеренкой «механизма», направленного на распространение рабства по всей Америке. Эйб не упоминал о вампирах, однако говорил о «чуждых, неоднозначных и даже враждебных элементах», которые собрались, чтобы сражаться с «гордым и изнеженным» противником с Юга.

С 21 августа по 15 октября Линкольн с Дугласом провели семь дебатов по всему Иллинойсу. На некоторых мероприятиях присутствовало до десяти тысяч зрителей. Записи речей попали в газеты по всей стране и немедленно произвели сенсацию; оба политика очутились под прицелом общенационального внимания. Дуглас пытался выставить Эйба радикальным аболиционистом. Он красочно рисовал собравшейся толпе чудовищные картины: вот освобожденные рабы наводнили Иллинойс, вот на привычных задворках выросли поселения черных, вот негры венчаются с белыми женщинами.

Если вы желаете, чтобы [черные] имели право голосовать наравне с вами, обладали правом быть избранными, входить в число присяжных и выносить приговоры, тогда поддержите мистера Линкольна и партию черных республиканцев, которые выступают за гражданство для негров!

Эйб противопоставил угрюмой обреченности Дугласа простую мораль — ту самую, которой его обучил отец-баптист (в чем он, конечно, не признавался даже самому себе):

Я согласен с судьей Дугласом, что [черный человек] во многих отношениях не является мне равным: ни по цвету кожи, ни, возможно, по моральным устоям или интеллекту. Но в праве есть хлеб, выращенный собственными руками, и не отчитываться в этом ни перед кем он равен мне, равен судье Дугласу, равен каждому смертному.

Эйб, конечно, переживал, что не может говорить о настоящей проблеме — о том, что Дуглас служит существам, которые желают заковать все человечество в цепи. [40] Дуглас сотрудничал с несколькими вампирами, которые были причастны к этому замыслу, однако не доказано, что ему было известно о планах союзников. После дебатов в Чарльстоне (штат Иллинойс) Эйб излил свое разочарование в дневнике:

Сегодня в толпе появились новые лозунги: «Равенство негров аморально!», «Америка для белых!». Я смотрю на людей… Смотрю на этих простаков. Они не имеют ни малейшего понятия, как следовать нравственным устоям, которые сами же исповедуют. Объявляют себя Божьими людьми, но ни в грош не ставят Его слово. Христиане за рабство! Рабовладельцы за мораль! Все равно что пьяница за умеренность. Шлюха — за скромность. Я смотрю, как эти идиоты призывают собственную гибель, и испытываю искушение открыть им всю правду. Как они тогда запоют? Как замечутся? Если бы я мог произнести всего одно слово: «Вампир»! Если бы мог указать на этого жирного коротышку [41] Эйб имеет в виду Дугласа. и пристыдить его перед лицом всего сущего! Объявить его предателем! Предателем собственного рода! Если бы можно было увидеть Дугласа и Бьюкенена в цепях, когда они сделаются жертвами той системы, которую так яростно защищают!

Злость (или надежда застать Дугласа врасплох?) привела к тому, что во время итоговых дебатов 15 октября Эйб отпустил несколько почти неприкрытых намеков:

Это противостояние сохранится в нашей стране, когда умолкнет как мой смиренный язык, так и язык судьи Дугласа. В мире идет беспрестанная борьба между добром и злом. Эти два принципа враждовали от начала времен — и будут продолжать свое противостояние вечно. Я говорю о естественном праве человека и божественном праве царей.