Каролина Фарр - Загадка Кондор-Хаус

Я пристально смотрела на него:

— Вы в этом уверены?

Он кивнул:

— Уверен. Скорее всего, вы слышали птицу, Маделин. Это не мог быть свисток масаев, как я подумал сначала.

— А не мог какой-нибудь опытный охотник хорошо скрыть свои следы?

— Не так-то просто уничтожить их полностью. Кроме меня самого, здесь нет человека настолько опытного в подобных делах.

Я нахмурилась:

— Почему вы не сказали мне об этом раньше, вместо того чтобы задавать вопросы за завтраком?

— У меня были на то основания. Во-первых, я хотел удостовериться в вашей искренности.

— Но почему вы усомнились в ней?

Он улыбнулся:

— Потому что вчера вы не сочли нужным кое о чем сообщить ни мне, ни Симоне, Маделин. Ведь вы были там не одна? На дороге была припаркована машина. Какой-то мужчина шел с вами по тропинке через вязы. Это был Тони Ранд, не правда ли?

— Предположим, да, — вызывающе бросила я.

Он пожал плечами:

— Лично я ничего не имею против Ранда. Это Симона не любит его, а Харви делает вид, будто разделяет все ее симпатии и антипатии, как вы, наверное, заметили. Но я удивился, почему вы не упомянули Ранда. Он уехал до того, как вы увидели гепардов, так как их следы перекрывают ваши среди буков, это отчетливо видно.

— Он уехал до того, как появились гепарды, — призналась я.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Значит, вы сочли недостойным внимания тот факт, что он был там?

— Я не говорила этого. Когда гепарды свернули в сторону от меня, они бросились по тропинке, ведущей между буков к краю утеса. Они свернули, среагировав на свисток, который я слышала. Они продолжали охотиться на того, на кого их натравили. Тони Ранд часто приходит туда. Он говорит, что иногда пишет там. Но наша встреча была случайной. Я увидела машину, мне стало любопытно, и я повела Пашу по тропе посмотреть, что он там делает.

Брюс нахмурился:

— Ранд рисовал там?

— Нет, просто смотрел. Он пошел к машине вместе со мной и уехал. Потом прибежали гепарды.

Он кивнул.

— Понятно. Между прочим, направляясь в Илуачи, я часто видел Ранда, расположившегося со своим мольбертом на одном из утесов. Или проезжал мимо него, когда он просто стоял и смотрел на море. Он любит изучить место прежде, чем писать его. Возможно, он станет писать там сегодня или завтра. — Брюс покачал головой. — Значит, все это время вы считали, будто кто-то из нас натравил гепардов на Ранда. Вы действительно так думаете? И поэтому не упомянули о том, что он был там?

Я посмотрела на него:

— А что на моем месте подумали бы вы? Они явно на кого-то охотились, когда выскочили из-за деревьев. Наверное, они просто отвлеклись на нас с Пашой.

— И все же я утверждаю, что никого не было с гепардами на гребне холма, — медленно и мрачно произнес он. — Никого. Если они и охотились на кого-то, то это было какое-нибудь животное. Оно тоже спустилось с холма, возможно, как раз в тот момент, когда вы шли к машине с Рандом.

— А вы видели следы животного, которое они преследовали, Брюс?

— Нет, — признался он. — Но я и не искал такой след, так что он, возможно, и был. Я заметил множество свежих оленьих следов наверху… Маделин, вы же не можете так думать. Вы предполагаете, будто кто-то пытался натравить котов на Ранда. Но это же убийство. Послушайте, я уверен, что с котами никого не было. Даже если бы среди нас находился потенциальный убийца. А это, уверяю вас, совершенно немыслимо.

— Хотелось бы верить в это, Брюс. — Но мне казалось, что его объяснения звучат слишком гладко. Мне хотелось получить от него заверение, что ничего зловещего не может произойти в Кондор-Хаус. Поэтому я тихо сказала: — И все же я слышала, что Тереза Ранд погибла насильственной смертью. Было подозрение на убийство. А она часто приезжала сюда. Тони Ранд рассказывал мне об этом.

Он сердито посмотрел на меня:

— Тереза Ранд была убита в Мэне, его от Кондор-Хаус отделяет целый континент. Безусловно, вы знаете об этом.

— Неподалеку от дома Харви Сангера в Мэне. — возразила я. — Куда приезжала и Симона. Где она написала портрет Харви Сангера, тот, что висит теперь в библиотеке.

Казалось, он был потрясен моими словами.

— Что вы говорите? Симона находилась во Флориде, когда убили Терезу. Она познакомилась с Сангером намного позже.

— Почему бы вам не рассмотреть повнимательнее портрет Харви? — предложила я и ушла.

Я отправилась в свою комнату и стала собирать записи, постепенно остывая от раздражения против британской самоуверенности Брюса и его веры в непогрешимость собственных суждений и в свои охотничьи таланты. Я решила, что нанесла ему чувствительный удар, но меня это радовало, даже если он был прав и там на гребне, откуда выскочили из засады гепарды, действительно не было человеческих следов.

Пусть думает, что мог ошибаться и на этот счет. Во всяком случае, он сам мне сказал о портретах. Мне никогда не пришло бы в голову детально рассматривать их, если бы он не упомянул их как трофеи Симоны.

Я спустилась в библиотеку. Симоны там, конечно, не было. Она всегда опаздывала. Я разложила свои бумаги на столе и, поддавшись импульсу, подошла к портрету Харви Сангера и снова повернула его, чтобы еще раз посмотреть надпись на обороте.

Она отсутствовала. Симона удалила ее, и так тщательно, что не осталось никаких следов ни клея, ни бумаги.

Я сидела в студии Тони Ранда и сквозь затуманившееся стекло смотрела на бледный, призрачный мир снаружи. Кофе, поданный мне Саки, когда я пришла, остыл; с улицы до меня доносился топот Паши. Я привязала его, и он, очевидно, испытывал нетерпение или нервничал.

Тони отослал Саки домой, и мы остались одни. Он смотрел на меня с каким-то странным выражением, где симпатия смешивалась с недоумением. Я приехала сюда сегодня днем, чтобы рассказать ему о вчерашнем случае с гепардами и предостеречь его от опасности. А поскольку я человек прямой и откровенный, я поведала ему обо всем, а он слушал меня внимательно, сосредоточенно, и его забытая трубка остывала на столе.

— Вот как все это произошло, — закончила я и, смущенная его внимательным взглядом, обращенным на меня, встала. — Что-нибудь скажете?

— Что я могу сказать, Маделин?

— Что вы верите мне и осознаете опасность или считаете меня истеричкой с болезненным воображением.

— Я не считаю вас истеричкой. — Он резко встал, подошел к окну и остановился, сложив руки за спиной. — Я мог бы начать с того, что считаю вас смелой, верной и столь же проницательной, как и красивой, Маделин. Но не уверен, что это подходящее время и место, чтобы говорить подобные вещи.

Я порадовалась, что он стоит ко мне спиной и не может видеть, как у меня вспыхнули щеки. Я смотрела на его трубку на столе. Она была старая и побитая, с изогнутой ручкой и казалась в той же мере частью его личности, как и седая прядь в черных волосах.