Артемий Ульянов - Останкино. Зона проклятых

— Значит, я прав. Причина в нашей ошибке. Надо ее найти и исправить.

— Да, Коля… Просто найти и исправить, — задумчиво повторил Васютин, тяжело вздохнув. — Просто найти.

Настойчивую мысль, что ошибкой было то, что он поверил во всю эту мистическую затею с ведьмой, он неимоверным усилием воли вышвырнул из сознания. И крепко зажмурился, будто опасаясь, что она может пробраться обратно сквозь глаза.

Берроуз включил телевизор. Потасовав каналы, он выбрал круглосуточный новостной. Пропустив мимо себя сюжет о крушении нефтяного танкера в Персидском заливе, он ждал дайджеста новостей, который повторялся каждый час.

— Коротко о главных событиях, — наконец-то сказал закадровый голос.

Берроуз тронул за плечо Васютина, погруженного в свои мысли, и кивнул на экран. Вереница коротких сюжетов дайджеста началась с сообщения о том, что правительство и президент Российской Федерации приняли решение об эвакуации района. И хотя это и не было новостью для двоих в гараже, оба разом придвинулись к телевизору. Узнав о том, что эвакуация начнется второго мая и продлится чуть более двух суток, Кирилл тихонько пробормотал:

— Времени в обрез. Гражданских вывезут быстро, их и так немного осталось. Вдруг прочесывать район начнут уже второго вечером? Вполне может быть. Может, и гаражи станут открывать. Хоть бы кинологи тут не появились, — продолжил он, не глядя на канадца, словно разговаривал сам с собой.

Вдруг, повернувшись к нему, сказал:

— У нас пара дней. Потом все сильно осложнится. Надо срочно искать ошибку.

— Если начнем искать прямо сейчас — не найдем, — спокойно ответил Коля. — Кирилл, мы должны закрыть для себя этот вопрос как непонятную книгу. А затем открыть заново, как будто и не видели ее раньше.

— Может быть, ты и прав, — с сомнением сказал Васютин. — Да только я вряд ли смогу о чем-то еще думать.

— Надо пытаться. Это поможет, я точно знаю. Мы справимся.

— Конечно справимся, — подхватил Васютин, пытаясь проникнуться хотя бы частью оптимистической уверенности канадца. — Ты говоришь, отвлечься? Книгу закрыть? — риторически спросил он Берроуза. И полез за бутылкой виски, лежавшей в неприметном ящике от инструментов, которому Коля отвел роль бара.

— Да, друг мой, это надежный способ, — заметил стрингер, наблюдая за тем, как Кирилл откручивает крышку пузатой посудины.

Виски преклонного возраста был прекрасен. В другой ситуации сыщик Васютин долго бы смаковал гармонию его уникального вкуса, сотканного из ярких ароматов торфа, копченого дыма, кожи тончайшей выделки и призрачных полутонов сухофруктов и луговых цветов. Но сейчас он равнодушно пил его большими глотками, словно микстуру, не замечая стараний многих поколений владельцев маленькой шотландской вискокурни. Берроуз же пил темно-золотистое зелье, вдумчиво отдавая дань их трудам, то и дело втягивая носом редкий букет и нежно причмокивая, будто бы целуя каждый глоток.

Напиток был крепче водки, но опьянение все никак не приходило Кириллу на помощь. Тогда он сменил тактику и стал пить маленькими глоточками. Спустя какое-то время долгожданное алкогольное марево постучалось в двери его сознания. Бормотание телевизора стало тонуть в успокаивающем тепле, а мысли перестали быть колючими. И потихоньку потекли, касаясь друг друга, прошлого и будущего.

Заметив в лице Васютина эту перемену, Коля решил завести какой-нибудь отвлеченный пустяшный разговор. Но начав его с обсуждения достоинств и недостатков продукции американского автопрома, они и сами не заметили, как плавно съехали в беседу об Останкине.

— Да, место здесь, конечно, темное. Весь район на непогребенных костях стоит, — задумчиво отхлебнув виски, сказал Васютин.

— Если верить легенде, Орн здесь круто порезвился, — откликнулся канадец.

— Нет, Орн только начал. Больше всего костей здесь граф Шереметьев зарыл, когда дороги и парк с дворцом строил, — возразил Кирилл.

— Странно… — протянул Коля.

— Что странного? — спросил сыщик, вновь прикладываясь к стакану маленьким глоточком.

— Откуда такое варварство? Я читал о нем. Он же был одним из самых просвещенных и образованных людей того времени.

— Ты, Коля, сейчас сам и ответил на свой вопрос.

— Я не понимаю… — вскинув брови, удивился Берроуз.

— Ты сказал «того времени» — вот ответ.

— Кирилл, стоп. Разве тогда к погребению относились как-то иначе?

— Нет, но… Сейчас объясню. — Васютин выдержал паузу, задрав глаза в потолок. — Совсем недавно, буквально пару дней назад, я выкинул старые зимние ботинки, — начал он. Канадец посмотрел на него удивленно. — Даже не рваные, просто истрепанные. Одним словом, живые. Я их не отнес в мастерскую, пытаясь спасти. Не поставил их в укромное место в шкафу, чтоб изредка надевать их на прогулку. И не молил Бога о том, чтобы он принял их в лучший из миров. Не помянул их рюмкой и добрым словом, как заведено у русских. Не искал у родных и друзей поддержки и сострадания.

Сообразив, куда клонит Васютин, Коля понимающе кивнул.

— Я даже не вспоминал грустные и смешные моменты жизни, которые я прожил, обутый в них. И конечно же не стал хоронить их, зарывая в землю. Просто взял и выкинул в вонючий, помойный бак у дома. И тут же забыл.

Канадец печально улыбнулся, представив пышные похороны старых ботинок.

— И кто ж я после этого такой? Монстр? Или безжалостное чудовище? А если кто-нибудь назовет меня убийцей и станет требовать для меня лет двадцать тюрьмы? Это же дикость.

— Получается, что он просто не видел в них полноценных людей?

— Конечно! Граф был рабовладельцем. Крепостные принадлежали ему, словно неодушевленные предметы. Они жили как вещи и так же умирали. И это было нормально. Объективная реальность того времени. Шереметьев не мог себе представить другого мироустройства. Как я не могу себе представить убийство ботинок.

Васютин сделал еще глоточек из пустеющего пластикового стакана.

— Исключением была лишь его жена Прасковья, которая совсем не походила на крепостную. Красивая, образованная, талантливая. Кстати, он дал ей свободу, чтоб она не была его рабыней. К свободным людям он относился по-другому, тем более к людям своего круга. Для них он был милым, отзывчивым и добрым человеком. Это первая и главная причина.

— Есть еще вторая? — спросил Коля, с любопытством глядя на слегка захмелевшего подполковника.

— Да, есть. Но она… скорее технического характера.

— Я понял, на похороны нужны были деньги, — догадался Берроуз.

— Нет, он мог бы хоронить их за сущие гроши. Не в этом дело. А в земле.

— Не хватало места, да?

— Именно так. Останкино окружали леса и болота, земля была в дефиците. Если бы граф вдруг вздумал хоронить всех тех, кто помер на строительстве его летней резиденции… Я думаю, что скоро из окон дворца были бы видны только бескрайние ряды могил.