Артемий Ульянов - Останкино. Зона проклятых

А если сразу же после того, как будет установлен последний бетонный блок забора, исчезновения начнутся в Строгине? А если в Воронеже? Одно было ясно. Вся эта кипучая деятельность маскировала беспомощность официальных институтов. Для любого возмущенного налогоплательщика был готов ответ: «Делаем все что можем». И список того, что можем. Крыть налогоплательщику было нечем. По-настоящему правдивый ответ звучал бы так: «Ничего не можем сделать, но все, что можем, — делаем».

Могучая машина власти напоминала боксера, великолепно боксирующего на пустом ринге, при этом регулярно получая по морде из пустоты. А лучшие ученые страны и мира походили на рефери, который лишь обескураженно пожимал плечами, глядя на этот сюр. Матч затягивался, удары из ниоткуда крепчали, случился первый нокдаун. Бой надо было прекращать, а ринг — бетонировать. До финального гонга осталось совсем немного. Неубедительная победа достанется тому, кто раз за разом получает по морде. Больше побеждать некому, ведь на ринге, кроме него, никого. Публика в зале гадает, не случится ли так, что во время награждения боец схлопочет нокаут из пустоты. Единого мнения нет. Но есть такие, кто вполне допускает, что нокаут из пустоты может схлопотать разом весь зал. И даже толстые промоутеры, сидящие в vip-ложе.

Проблема с журналистами из всех развитых стран мира, которые были аккредитованы в столице и собирались снимать первый день эвакуации, выпрыгнула, как черт из табакерки. Их было слишком много. Зная профессиональную беспардонность пишущей братии, в Экстренном штабе справедливо решили, что работники слова могут спровоцировать конфликты. В первую очередь с милицией. Было решено выделить им небольшую резервацию в районе улицы Королева и несколько точек на крышах высотных домов. Полеты вертолетов, принадлежащих телекомпаниям, были запрещены.

Вечером первого мая 2-я отдельная бригада внутренних войск под командованием генерала Масленникова была приведена в полную готовность. А вместе с ними и ОМОН, оперативники МВД, МЧС, инженерные войска, двенадцать подстанций «скорой помощи», три пожарные части. И ФСБ. Хотя… эти всегда готовы. Экстренный штаб работал в круглосуточном режиме, осуществляя координацию. Даже президент с премьером приезжали. Причину исчезновений не установили, никого из пропавших не нашли, фантомы не обнаружили. Зато парализовали движение, сильно мешали работать людям и посеяли панику среди чиновников разного калибра.

А на юго-западе Москвы утром того же дня происходили события куда более значимые, чем вся эта отлично организованная суета с участием спецслужб, тяжелой техники и первых лиц государства. Около 11 часов утра консультант ФСБ по паранормальным явлениям Федор Малаев немного удивленно глядел на дисплей своего мобильника. Аппарат уверял его, что ему звонит Надежда из его группы экстрасенсов.

— Та-а-ак, интересно, — протянул Федя, давя на клавишу приема звонка. — Надя, привет, — поздоровался он.

— Федор, это Надя. Я хочу… то есть у меня тут срочная инфо… нет, не информация, но я знаю, — истерически лепетала она, забыв даже поздороваться. Хоть и была она натурой впечатлительной и склонной к экзальтации, такой Малаев ее никогда не слышал.

— Надя, постой, что случилось? Скажи спокойно самую суть.

— Я точно не знаю… вдруг я не так поняла… — сбивчиво продолжала она.

— Я тебе перезвоню ровно через две минуты, — твердо сказал Федя и отключился. «Двух минут ей не хватит, это точно. Она теперь неделю заикаться будет. Опять, поди, что-то такое учуяла, а что — не знает», — с досадой подумал он. И зашел в кафе, чтобы позавтракать. Усевшись за столик, он набрал Надин номер.

— Федор, сегодня люди пропадут! — решительно выпалил женский голос на другом конце.

— Ну, они и вчера пропадали. Семнадцать голов.

— Нет, другое, другое. И… я… я видела.

— Может, увидимся? И спокойно все обсудим.

— Мы должны предупредить этих… ну, кого надо, Штаб.

— О чем, Надь?

— Что люди исчезнут.

— Надюша, они уже месяц исчезают. Что мы в Штабе скажем? Ты даже мне ничего толком объяснить не можешь. Что ты видела?

— То, что мы тогда искали.

— Так! Через сорок минут на «Спортивной». Успеешь?

Малаев сунул трубку в карман и замер, будто прислушиваясь к своим мыслям. «Надя, конечно, истеричка, но врать она не станет. Вот ошибиться может. Но если не ошиблась… Это получается, что она с останкинской кликушей пообщалась? Так, что ли? — Федя нервно пригладил волосы и поправил очки. — Если так, то это прорыв. Это контакт, это…»

От предчувствия чего-то важного есть сразу же расхотелось. Посмотрев на подошедшего официанта пустым взглядом, он встал и вышел из кафе.

Через сорок минут у станции метро «Спортивная» Нади не было. Не было и через час, а ее телефон не отвечал. Малаев продолжал ждать. И вскоре услышал за спиной знакомый голос.

— Федор! — позвал он его.

Обернувшись и увидев Надежду, Малаев изменился в лице и тихонько охнул. Перед ним стоял другой человек, лишь отдаленно похожий на его экстрасенса. Сильно похудевшая, с сероватым, постаревшим лицом, она боязливо бегала глазами по сторонам, будто выискивала кого-то.

— Надюша, привет! Ну что, пойдем куда-нибудь сядем, я тебя завтраком угощу.

— А ты… ты на машине? — отрывисто спросила она.

— Да, вон красный «Вольво». Тебя отвезти надо?

— Нет, пойдем в машину говорить.

Она нервно поправила волосы. Малаев слегка опешил. Рука полноватой Нади сейчас выглядела так, будто женщина умирала от обезвоживания. Пергаментная кожа, усыпанная мельчайшими морщинами, как у весьма пожилой женщины. «Вот, началось, — полыхнуло в голове у Феди. — Контакт!» — с пугающим восторгом подумал он.

Неуклюже усевшись в машину, Надежда молчала.

— Ну, рассказывай. Я вижу, есть что рассказать, да? — не выдержав ее молчания, сказал Федя.

— Я… сейчас… сейчас расскажу, — дрожащим голосом пообещала экстрасенс, снова замолчав.

Малаев украдкой разглядывал ее. «Может, просто болеет. А я себе надумал, — размышлял он. И тут же сам себе возразил: — Нет… Это чем же болеть надо, чтоб за несколько дней так сдать. Она ж прям постарела».

— Федор, значит, так, — начала Надя, почему-то бросив на него испуганный взгляд. — Я была в гостях у тетки своей. Она на Малинковке живет. И я… ну, я каждый раз, когда у нее бываю, хожу в эту церковь, на горке, у метро «ВДНХ».

— Понял, — как можно мягче произнес Малаев.

— Церковь Тихвинской Божией Матери. И сегодня пошла. Поставила свечи, молитвы заказала.

Немного помолчав, она вдруг так произнесла короткое емкое «у-у-х», будто свечи пришлось ставить с риском для жизни. Глубоко вздохнув, она с заметным усилием продолжила: