Анна Малышева - Конкистадоры

– Эу-ее, – она указала в сторону своей деревни.

– Из дома прислали? – догадался я. – Почтальон привез?

Она застенчиво улыбнулась. Я уже настолько привык к лицу этого безобидного монстра, что научился различать на нем эмоции. Бедняжка была очень смущена и весьма польщена похвалой.

– Старайся, – сказал я, – и тогда у тебя все получится.

Долгий радостный вздох. А потом она снова припала к моим ногам. Поверите ли? Я уже и к этому привык.

Я не уехал ни в этот день, ни назавтра. Александра, возможно, говорила правду, я нездоров. Болен страхом перед большим городом, где меня заставят доказывать, кто я. Дурочка снова приготовила чудесный обед, изобрела жаркое с подливкой. Просто невозможно было поверить, что ее корявые руки способны на такое. После обеда я съездил в поселок, прикупил кое-какие продукты, поговорил с продавцом.

– Ну что, уедешь скоро? – спросил он, глядя поверх моей головы. – Я видел твою барышню, она тут сигареты купила, когда к тебе ехала. Красотка.

– Нет, остаюсь.

– И правильно, – одобрил он, укладывая продукты в пакет. – В гостях хорошо, а дома лучше.

Выйдя из магазина, я увидел молодую женщину в бесформенной старушечьей одежде, которая истово крестилась перед церковью, собираясь туда войти. Рядом стояла коляска с маленьким ребенком. Она перекрестила личико малыша, тот начал отмахиваться и заплакал. Минуя их, я бросил случайный взгляд на ребенка и вздрогнул. То была крохотная копия моей служанки! Вероятно, где-то в округе живет целая семья, пораженная генетическим недугом, и ее члены время от времени вступают в браки со здоровыми местными жителями. Невесты в такой глуши куда как менее привередливы, чем в городе.

Отличный ужин и снова удивительные звезды.

На другой день звонил в город Александре с поселковой почты. Трубку никто не снимает, отвечает автоответчик. Я продиктовал, что собираюсь с мыслями и в самое ближайшее время приеду.

Работа над диссертацией продвигается, но не так гладко, как прежде. Мне больше по душе копаться в огороде. Возможно, Александра права, я одичал. Общаюсь только с моей дурочкой и уже совсем привык к ее лицу. Она смотрит на меня, как на бога, и бормочет что-то на своем индюшачьем языке.

Ночью проснулся от кошмарного сна. Снилась Александра. Она подошла к постели и протянула руку к моим губам. Ее лицо и тело были обнажены, их покрывали темные пятна, будто следы болезни. Я вскрикнул и открыл глаза. Рядом на коленях стояла служанка и смотрела на меня с умилением. Я ее прогнал.

Новый день, новый сюрприз. Уродливый почтальон привез газету. Я открыл ее… Сперва ничего не понял, а потом расхохотался. Университетские друзья, разумеется, с подачи Александры, подшутили надо мной.

Газета явно была отпечатана на принтере и являла собой набор невероятных иероглифов. Помню, я сам как-то послал своему профессору новогоднее поздравление на древнегреческом, но на этот раз шутка зашла дальше. Чтобы прочитать текст, мне предстояло сломать шифр этого языка. Явный намек на то, что у меня слишком много свободного времени.

Были в газете и фотографии. Какой-то убогий поселок – дощатые домики, ленивые собаки, пыльные улицы. А также несколько уродливых лиц крупным планом. Интересно, когда это Александра успела сфотографировать мою служанку? Наши университетские компьютерщики поработали над ее лицом, размножив и видоизменив его, чтобы выдать девушку за нескольких разных людей. Шутники…

Перевернул последнюю страницу газетки и нахмурился. Вот и я сам, заснят в огороде, в дедовских рабочих штанах и соломенной шляпе. Текст под снимком гласил… Не знаю, что. Все было написано иероглифами.

«Если это месть, дорогая невеста, то очень неуклюжая, – подумал я. – Но мы с тобой еще потолкуем. Неужели ты считаешь, что, поселившись в глуши, я утратил свои навыки?»

Я принял вызов и позабыл обо всем остальном. Конечно, я не Франсуа Шампольон, расшифровавший некогда надпись на Розеттском камне… Да и, честно говоря, шансов у меня было меньше, чем у него, ведь там, кроме египетских иероглифов и демотического письма, красовалась еще и греческая надпись, которую мог прочесть любой и таким образом сопоставить известные знаки с неизвестными… В газете никаких подсказок не было. Но я все же двинулся путем Шампольона и прежде всего стал искать группы знаков, которые были бы как-то выделены. Я надеялся обнаружить нечто вроде египетских картушей – овалов, куда заключались имена фараонов и богов. Это сразу бы дало ключ ко всему остальному… Узнав несколько букв, узнаешь их все. Я искал картуши в статье, помещенной под моей фотографией, ведь там должно было упоминаться мое имя. Так я сразу бы определил, какую основу имеет этот способ письменности.

Никаких картушей не оказалось. Это я принял за очередную издевку. Ведь если приятели решили надо мной подшутить, они должны были использовать мой конек – древнеегипетский. Это было бы вполне естественно! А они сыграли нечисто… Я пересмотрел газету – ни одного картуша… Никаких подсказок. Сам Шампольон развел бы руками…

Так. Пойдем другим путем. Я углубился в текст, на этот раз пытаясь выделить группы знаков. Самое главное для меня понять, является ли принцип этой письменности таким же сложным, как у древних египтян. То бишь, есть ли тут группы согласных звуков, двух и трехбуквенных иероглифов, а также знаки-определители, ставящиеся в конце слова. Те, что не читаются, а служат для обозначения определения слова. Все эти шагающие ноги, корабли, птицы…

Я бился над газетой до вечера и едва заметил служанку, которая стояла рядом и жалобно подвывала, оповещая, что ужин давно готов. Я встал, наскоро съел великолепные отбивные с консервированным зеленым горошком. Мне не терпелось вернуться к газете.

Работал до поздней ночи и уснул за столом.

Первые подвижки. Может, это смешно, что я так рьяно взялся за расшифровку шуточной газеты, забросив диссертацию и более насущные вопросы, но для меня это дело чести. Я обнаружил, что метод Шампольона, на которого все мы молимся, в этом случае неприменим. Это письмо в самом деле чисто смысловое. Здесь нет ни букв, ни групп букв. Значит, стоит воспользоваться методом Гораполлона, который шестнадцать столетий назад заявил, что древнеегипетское письмо – это только рисунки, рисунки и рисунки. Что ж, вперед.

Честно говоря, я так и думал. Приятели не стали бы себя утруждать изобретением новой письменности, только чтобы посмеяться над моим затворничеством. Они просто нарисовали комиксы и поместили между ними несколько фотографий…

К вечеру расшифровал статью про себя. Приблизительно, конечно, но все же смысл понял. Известный ученый вернулся на родину, земляки им гордятся, соседи в восторге. Какие там соседи! Я здесь совершенно один. И стоило ли затевать газету ради такой примитивной заметки!