Тим Волков - Зов Иерихона

Словно читая его мысли, в комнату вернулся Корб.

-Красивые картины, - произнес Дитрих, принимая из рук Корба наполненный стакан.

-Это мои картины. Я – художник.

-Ваши? То есть вы их нарисовали?

-Да.

-Очень красиво, правда. А вот этот дядька с плешью – это ваш родственник? Может дед? Похож чем-то.

-Это же Юлий Цезарь!

-Цезарь, - эхом повторил Дитрих. – Да определенно есть сходство с вами.

Корб невесело улыбнулся. Потом глаза его заблестели, он поставил стакан на стол и потянул Дитриха.

-Пойдёмте, я покажу вам свою последнюю работу.

Они миновали коридор, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, в мастерскую.

Среди всеобщего хаоса холстов, бумаг, набросков и банок с краской посреди комнаты стояло полотно, огромных размеров, около двух метров в высоту и трёх в длину. Картина была ещё не завершена, но и то, что было нарисовано, заставило Дитриха мгновенно протрезветь.

-Так вот вам зачем фотографии лиц мертвецов…

-Картина называется «Падение города». Как вам? Нравиться?

-Дитрих подошел ближе. От неоднозначности чувств раскрыл рот.

Город, несомненно, Иерихон, главная площадь, на которой люди. Они в панике, в той стадии её, когда еще миг и безумство застелет глаза, и они рвануться напролом, прочь, подминая всё живое под себя, не различая штыков и ям, лишь бы спастись, уйти прочь из западни. Дома превратились в развалины, камни и обломки, кого-то придавило обрушившейся стеной. Горят соломенные крыши. Маслянистый дым стелется по земле. Собаки надрывно лают, но предотвратить случившееся уже не могут. Солдаты храбро защищали город, но теперь они мертвы – их тела подмяла под себя вражеская конница, на копьях висят тела, лица погибших, выражение боли. Эти лица, эти гипнотические лица, так знакомы! Проклятье!

-Погибшие люди на картине, вы срисовали их с моих фотографий. Зачем?

Дитрих смахнул холодный липкий пот со лба, нервно стал почесывать свою бороду.

-Достоверность. Для меня каждая деталь имеет значение. Не хотел срисовывать мертвецов с живых людей, поэтому обратился к вам.

-Проклят тот день, в который я родился! Эта картина – у меня холодок по спине пробежал! Господи, а местность! Я знаю это место – центральная площадь.

-Вы правы.

-А зачем?.. – Дитрих не смог сформулировать вопрос до конца.

-Иерихон – это то место, о котором я узнал случайно. Как увидел, сразу понял – здесь будет написана моя следующая картина. Я долго продумывал сюжет, подбирал ландшафты, но, увидев этот город, отбросил всё.

Корб, довольный реакцией Дитриха, утёр ус.

-В основе картины лежит один библейский сюжет.

Дитрих покачал головой, то, подходя к холсту вплотную, то, рассматривая издалека.

-Странные вы художники.

-Чем же это?

-Всё меня этот вопрос мучает. Зачем рисовать картины, когда изобретён фотоаппарат? Увидел нужный пейзаж, сфотографировал. Конечно, с сюжетами такого рода сложнее будет, но ведь можно и актёров нанять. Тех денег, которые вы мне отстегнули ради фотографий, хватило бы с лихвой, еще бы и на лошадей осталось.

-Фотография чёрно-белая, картина в цвете. И это только самое поверхностное объяснение, какое можно привести в пример. Картина – это искусство. А фотография – ремесленничество.

-Искусство, не искусство. Какая разница? Результат-то один. Захотел я сделать чей-нибудь портрет, взял и снял его на аппарат, быстро и просто, пока вы будете возиться с красками. Да ещё не так что-нибудь нарисуете, приврете где, нос больше намалюете, губы толще. А у меня всё без вранья. Какой есть, такой и получится.

-Глупые споры. Фотоаппарат и краски – это только инструмент в руках творца. А как он поступит с ними дальше это уже другой вопрос. Не даром первый способ получения фотографии придумал художник.

-Неужели?

-Француз, толковый парень был, как-то взял…

Разговор внезапно был прерван истошным женским криком.

Дитрих и Корб переглянулись, в ту же секунду с любопытством прильнули к окну. С ужасом стали наблюдать жуткую картину.

Женщина, молодая ещё, оборванная, обезумевшая, бегала по площади и истошно кричала, вцепившись себе в волосы. Окруживший её люд с интересом наблюдал за ней, боясь приблизиться. Кто-то хотел было успокоить сумасшедшую, но, едва не лишившись глаз и получив крепкую оплеуху, отстал.

Дитрих отпрянул от окна. В голове помутилось, а сердце будто сковал огромный паук.

-Что такое?

-Я её знаю. Вдова. Она приходила ко мне, делала заказ на пост мортем. Мужа сфотографировать. Фрэнка…

В полицейском участке их было трое – двое мужчин, уставших, постоянно куривших и женщина, измученная, плачущая. Они говорили. Говорили долго. Иногда один из мужчин что-то спрашивал, уточнял, но больше слушал, кивая головой. Второй писал, лишь изредка поднимая взгляд на женщину, на её вырез платья, на пышную грудь. День клонился к концу и каждый из троих хотел бросить всё и отдохнуть, но не могли они себе позволить этого, по разным причинам не могли, и поэтому сидели в полицейском участке и терпеливо разговаривали, курили и смотрели на грудь.

-Мадьяр, пишите протокол.

-Какие дрянные перья. И чернила высохли!

-Пишите. Сего года, числа и месяца гражданка не назвавшая своего имени поступила в участок вследствие помешательства, причины которого уточняются, о чём было сообщено сознательным гражданином, очевидцем события Курвье Айвеном. Пишите далее. Дама ведёт себя неадекватно, на вопросы не отвечает. Хм-м… на вид лет двадцать семь ей.

-Не, двадцать восемь.

-Пишите.

-Может её в больницу надо?

-Разберёмся. Записали про возраст? Эй, гражданка, красавица, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете? Можете рассказать, что произошло?

-Он… был…

-Она что-то говорить.

-Шепчет. Тише вы! Да перестаньте, наконец, скрипеть пером!

-Он был живой… Он был…

-Кто?

-Мой муж. Он умер. Его убили. Застрелили.

-Вы его застрелили. Хорошо. Мадьяр, вы пишите? Пишите – после опроса гражданка даёт повинную в смерти мужа.

-Я не убивала. Я нашла его дома. Он лежал весь в крови, голова изогнулась так, и руки… он закрывался руками, когда в него стреляли…

-Хм-м… Тогда кто его убил?

-Не знаю. Меня дома не было. Наверное, это были воры, пропали украшения золотые, у Фрэнка ещё на пальце перстень был, его тоже украли. Мы в полицию обратились. Тело увезли в морг. Потом мы долго не могли его забрать оттуда, чтобы похоронить. Какие-то справки всё время подписывали, бумаги. Потом тело вернули. Мы похоронили Фрэнка. Было много знакомых его, сослуживцев еще по африканской компании. Священника наняли самого дорогого, гроб заказали из дуба шелком оббитый. Проводили по чести в последний путь.

А потом случилось это…