Вольфганг Хольбайн - Анубис

Когда он подошел к усыпальнице, то увидел, что внутри горит свет — желтоватый едва приметный луч, которого он сам не обнаружил бы с десяти шагов, если бы не знал, что ищет. Могенс ускорил шаг, левой рукой отодвинул решетку и инстинктивно наклонил голову, чтобы не удариться ею о низкую перемычку двери, которая была предназначена для малорослых людей прежних столетий. За дверью было пусто. Керосиновая лампа, свет которой и привлек его, стояла на полу, и непонятно откуда доносились глухие скребущиеся звуки.

— Джонатан!

Бесконечно долгую секунду ответа не было, а потом раздался приглушенный звонкий голос:

— Могенс?

Дженис! Могенс облегченно вздохнул, но тут же снова встревожился. Он слышал Дженис, но где находилась она сама? Помещение насчитывало не больше чем пять на пять шагов, и оно было совершенно пустым! Кроме входа, на противоположной стороне имелась еще одна зарешеченная дверь, за которой вниз вела крутая и узкая каменная лестница. Насколько Могенс помнил, она всегда была заперта на такой же древний, покрытый ржавчиной замок. Сейчас она оказалась приоткрыта на ладонь, а сломанный навесной замок валялся перед ней на полу.

— Дженис, — крикнул он. — Ты там, внизу?

— Могенс! — голос Дженис, глухой и искаженный, донесся до него, как со дна глубокого колодца. — Ты должен на это посмотреть! Это фантастика!

Поколебавшись, Могенс подошел к открытой решетке. Теперь, когда он стоял рядом с ней, увидел, что снизу тоже пробивался мерцающий бледный свет. Мысль о том, что Дженис находится там, внизу, взбудоражила его так сильно, как он и сам не ожидал. Что-то… было не так. Он мог бы себе объяснить что, но объяснение казалось слишком чудовищным, настолько, что даже думать об этом не хотелось. Когда Могенс, проходя мимо валявшегося замка, скользнул по нему взглядом, его беспокойство возросло еще больше. Замок был не просто сломан, он был раскурочен. Тяжелая железная скоба, за которую он навешивался на дверь, была разогнута и скручена в штопор, словно это тонкая жесть. Нет, он был неправ: мысль о том, что Дженис внизу не просто обеспокоила его — она повергла его в панику.

Он отворил дверь пошире, но, поразмыслив, вернулся за лампой. Когда он поднял ее с пола, вокруг заплясали беспокойные тени, и на какой-то момент ему почудилось в них что-то другое: будто бестелесные создания, находящиеся на границе света и тьмы, пытаются спастись бегством в этих тенях. У него во рту появился неприятный вкус. Не надо было вообще все это затевать! Эта безумная идея уже вышла за грани безобидной студенческой шутки. И все-таки Могенс еще не был готов поверить в действие сверхъестественных сил или в то, что тварь, с которой он столкнулся там, снаружи, только скрывалась под маской человекоподобия, а на самом деле была чем-то совершенно иным.

С каждой секундой ему становилось все очевиднее, насколько тонким был лед, по которому они шли. В конце концов, сейчас уже неважно, будет ли он сожран оборотнем или проведет остаток жизни живым мертвецом, надо вытащить Дженис и как можно скорее убраться отсюда.

Он чуть не бегом бросился вниз по лестнице. Через дюжину ступеней он уже оказался под низким сводом подвального помещения, посередине которого покоился массивный каменный саркофаг. Дженис стояла по другую сторону темного каменного гроба и держала в правой руке до половины оплывшую свечу. Другую руку она подняла, чтобы заслонить глаза от слишком яркого света керосиновой лампы.

— Могенс, ты только посмотри! — взволнованно позвала она. — Иди сюда!

Могенс не двинулся с места, только поднял над головой лампу, чтобы лучше видеть. Ощущение, которое он испытал наверху, повторилось снова: на долю секунды ему показалось, что жуткие бестелесные предметы скрываются от света, и на него дохнуло могильным холодом. Как будто он принес оттуда сверху нечто, что теперь и здесь, внизу, подстерегает в тенях. Могенс прогнал и эту мысль, но не отставил предупреждения, содержащегося в ней. Лед, по которому он шел, стал еще тоньше, и что-то в нем самом изо всех сил работало на то, чтобы его окончательно проломить.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил он.

Дженис не обратила никакого внимания на его грубый тон, она поставила одной рукой свечу на край саркофага — «лучше бы она этого не делала!» — подумал Могенс, — а другой возбужденно поманила его.

— Ты только посмотри! — взахлеб говорила она. — Это невероятно! Никогда не думала, что такое возможно!

— Гроб? — спросил Могенс. — И что необычного, что в мавзолее гроб?

— Да нет, дурачок, — насмешливо сказала Дженис. — Вот здесь!

Могенс поднял лампу еще выше и словно против воли обошел саркофаг, чтобы подойти к ней. В первый момент ему не бросилось в глаза ничего странного, но, присмотревшись, он приметил тесную нишу позади Дженис, которая нишей, собственно, и не была. Там, где должна была находиться вековечная стена или скальная порода, Могенс узрел внедряющийся в глубь земли туннель, стены которого вовсе не были возведены из камня, а состояли из земли и глины.

На мгновение любознательность ученого взяла верх над иррациональным страхом, завладевшим им. Не говоря ни слова, он встал рядом с Дженис и протянул руку, держащую лампу, чтобы осветить этот туннель. Света достало лишь на несколько шагов в глубь штольни, а там он буквально всасывался ватной тьмой на ее конце. Могенс и это впечатление отнес на счет чрезмерно возбужденного состояния, в котором пребывали его нервы, однако ледяной озноб снова прошелся по его спине.

Даже если бы не было недавних странных происшествий, зрелище все равно наводило бы жуть. Туннель был не особенно высок — может, футов пять, и то не везде — и только на первый взгляд правильной формы. Стены и пол вовсе не выглядели так, будто их обрабатывали инструментом, скорее, производили впечатление проломанных из глубин земли грубой силой, и если бы Могенс не знал, что такое абсолютно невозможно, то мог бы поклясться, что на некоторых местах видит следы лапищ с когтями, которые раздирали землю и даже скальные породы.

— Что это, Могенс? — едва ли не с трепетом прошептала Дженис.

— Не знаю, — ответил Могенс.

Правда заключалась в том, что он не хотел знать. Нечто подстерегало в почти материальной темноте в конце прохода, что-то труднопредставимое, чужеродное и злое, что смотрело на них с Дженис во все жадные глаза, и он чувствовал, как оно приближалось медленно, но неумолимо.

— Идем, — сказал он, — пожалуйста!

Дженис повернула к нему голову, и он не мог бы объяснить даже себе самому, к чему относилось недоумение в ее взгляде — к его просьбе или к умоляющему тону, с которым он произнес последнее слово.

— Неужели тебе совсем не интересно? — изумилась она. — Никто не знает об этом лазе! А вдруг он проходит под всем кладбищем или даже…