Стивен Кинг - Регуляторы

Билл, Джун и двое старших детей постарались подыграть ему, так они поступали всегда, когда малыш впадал в такое состояние. «Да, Сет, — принялись твердить они, — конечно, Сет, потрясающе, Сет». А за этими разговорами вал уходил назад и уменьшался в размерах. Пока Сет не заговорил. Не на своем, птичьем, а на английском языке. «Остановись, папа, — сказал он. — Поедем назад, Сет хочет посмотреть на гору. Сет хочет увидеть Хосса и Маленького Джо». Хосс и Маленький Джо, на тот случай, если ты не помнишь, — главные герои «Золотого дна».

Билл сказал, что за всю свою жизнь Сет не произнес столько нормальных слов. И мое общение с ребенком подтверждает правоту Билла. Но… РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ? Я, конечно, ничего не хочу сказать, но слова эти — не Геттисбергское послание [23] Короткая (всего десять предложений), но самая знаменитая речь Авраама Линкольна, которую он произнес 19 ноября 1863 г, на открытии национального кладбища в Геттисберге. Полностью высечена на пьедестале памятника Линкольну в Вашингтоне. , не так ли? Я не могла понять, что Сет говорил тогда, не могу понять его и сейчас. А по открытке Билла чувствовалось, что он вне себя от счастья. В телефонном же разговоре от этого счастья не осталось и следа. Опять же в открытке Билл обещал обо всем рассказать позже. Однако когда дошло до дела, мне пришлось клещами вытягивать из него каждое слово. Мягко говоря, это странно!

Билл еще сказал, что эпизод в автомобиле напомнил ему шутку о семейной паре, которая полагала, что их ребенок немой. Но однажды ребенок, уже лет шести, заговорил за обеденным столом. «Мама, тебя не затруднит положить мне еще жаркого?» Родители, когда пришли в себя от изумления, спросили, почему он молчал раньше. «Нечего было сказать», — ответил мальчик. Билл пересказал мне этот анекдот (я слышала его раньше, примерно в те времена, когда Жанну д’Арк сожгли на костре) и вновь искусственно рассмеялся: «Ха-ха-ха». Словно этим анекдотом он закрыл тему. Только я не считала, что тема закрыта.

— Так ты спросил Сета, Билл? — продолжила я.

— О чем?

— Почему он раньше не говорил?

— Но он говорил.

— Не так, как в автомобиле. Сет так не говорил, потому ты и послал мне открытку с радостной вестью, да? — Я уже начала злиться на брата. Не знаю почему, но начала. — Ты спросил его, почему раньше он не мог связно произнести десять или пятнадцать слов на английском?

— Нет, — ответил он. — Не спросил.

— И вы вернулись? Вы отвезли Сета в Безнадегу, чтобы он осмотрел то, что принял за ранчо Пондероза?

— Мы не могли, Од, — наконец выдавил он из себя после очередной долгой паузы.

Впечатление такое, словно ждешь ответа шахматного компьютера после сильного хода. Нехорошо так говорить о собственном брате, которого я любила и которого мне будет недоставать всю жизнь, но я хочу, чтобы ты поняла, какой странный получился у нас разговор. Я словно говорила не со своим братом. Мне бы очень хотелось понять, что все это значит, но логичного объяснения найти не удается.

— Что значит не могли? — спросила я его.

— Не могли — значит не могли, — отрезал Билл. Я думаю, он тоже разозлился на меня, но мне это даже понравилось. Наконец-то в его голосе послышались знакомые интонации. — Я хотел добраться до Карсон-Сити до наступления темноты, а это бы не получилось, если б мы развернулись и поехали в тот маленький городишко, куда Сет так рвался. Все говорили мне, как опасно ехать по шоссе номер 50 после наступления темноты, вот я и не хотел подвергать семью опасности. — Словно он пересекал пустыню Гоби, а не Центральную Неваду.

На том все и закончилось. Мы обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами. «Успокойся, детка», — сказал он, как обычно, на прощание, и теперь мне уже больше с ним не поговорить… во всяком случае, в этом мире. Билл посоветовал мне успокоиться, а сам получил пулю от какой-то сволочи. Они все получили по пуле. За исключением Сета. Полиция не смогла даже определить калибр оружия, из которого убили Билла и его семью, можешь ты себе это представить? Жизнь посложнее книг и фильмов, это точно.

И все-таки я никак не могу забыть тот телефонный разговор. И дело не только в искусственном смехе Билла. Хотя он действительно никогда так не смеялся.

Не только я заметила, что Билл какой-то не такой. Его друг Джо, к которому они приехали в гости, сказал, что вся семья чувствовала себя не в своей тарелке, за исключением Сета. Я поговорила с Джо в похоронном бюро, пока Херб подписывал бумаги, необходимые для перевозки тел в другой штат. Джо несколько раз повторил, что ему казалось, будто Гейрины подхватили в дороге какую-то вирусную инфекцию, может, грипп. «За исключением малыша, — отмечал он, — Шустрый такой, все время копошился в песочнице со своими игрушками».

Ладно, я написала достаточно… пожалуй, даже слишком много. Но подумай об этом, хорошо? Напряги воображение, потому что «РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ» не дает мне покоя. Говорить с Хербом бесполезно, он считает, что все это высосано из пальца. Я думала о том, чтобы поговорить с мистером Маринвиллом, который живет на другой стороне улицы, он вроде бы такой добрый, отзывчивый, но я недостаточно хорошо его знаю. Остаешься только ты. Ты ведь понимаешь меня?

Люблю тебя. Скучаю. Иногда, особенно в последнее время, мне так хочется, чтобы мы вновь стали молодыми, когда все грязные карты, которые могла выбросить нам жизнь, еще лежали в колоде. Помнишь, какими мы были в колледже, когда думали, что нам жить вечно и только месячные могут застать нас врасплох?

Должна поставить точку, а не то снова разревусь.

Голый по пояс, глядя на свое отражение в зеркале в ванной, как раз перед тем как привычный мир рухнул словно карточный домик, Колли Энтрегьян принял три важных решения. Во-первых, перестать ходить небритым по рабочим дням. Во-вторых, перестать пить, по крайней мере до тех пор, пока жизнь не войдет в норму. Он слишком уж налегал на спиртное, с этим следовало заканчивать. И в-третьих, перестать отлынивать от работы. В Колумбусе действовали три охранные фирмы, в двух работали люди, которые хорошо его знали, так что нечего больше валяться на диване. В конце концов, он же не умер. А потому хватит скулить, пора приниматься за дело.

Теперь же, когда дом Хобарта пылал, словно адский костер, а к нему приближались два странных фургона, Колли занимало только одно: как бы остаться в живых. Особенно его пугал черный фургон, ползущий следом за розовым. Фигуры у турели фургона он видел смутно, ему хватало и самого фургона. Катафалк из фантастического фильма, подумал он.

— В дом! — услышал Колли собственный крик. Должно быть, какая-то его часть все еще хотела командовать. — Все в дом! Немедленно!