Шарлин Харрис - Ласковые псы ада

Если у Люцифера пристрастие к мужчинам, то невозможно себе представить, чтобы он отказался от такого лакомого кусочка. Густые каштановые волосы, большие зеленые глаза, загорелая кожа, гладкая, как шелк… слюнки потекут, если у тебя есть настроение для игр и забав.

У Батаньи его не было.

— Я там был, — ответил он, и даже голос у него был приятен: достаточно глубокий, чтобы ощущаться как мужской, исходящий из улыбающихся губ. — Ему неимоверно повезло меня заполучить! Я сиял в его постели как звезда в ночном небе! Хотя я уже много веков звезд не видел. Но помню, — добавил он задумчиво. — Одним движением стащив рубаху через голову, он вторым столь же изящным снял с себя штаны. — Заметила, какая у меня задница? А он — правда, совершенство? А ноги — видишь, какие прямые!

Выходящие охранники даже не глянули в его сторону — наверное, привыкли уже к представлению. Батанья обрадовалась, увидев, что Кловач рассматривает молодого человека с интересом. Он медленно поворачивался, чтобы новенькие могли полностью оценить его красоту.

— Да, очень симпатично, — подтвердила Батанья, хотя это было явным преуменьшением.

— Ведь ты же никогда ничего подобного не видела, — завлекающим тоном обратился он к Кловач.

— Что да, то да, — согласилась она, приподняв бровь.

— Неповторим, — гордо сказал он. Кажется, по-иному он не мог о себе говорить. — Совершенно непонятно, как Люцифер может хоть кого-то мне предпочесть. Хотя кое-что из того, что он любит, делает мне больно и оставляет синяки на нежной коже, — чуть погрустнел он. — Зато, — он снова просиял, — синеватый оттенок выглядит на моем бледном тоне очень заманчиво.

Бритлингенки старались друг на друга не смотреть.

— Можешь одеться, — разрешила Батанья. — Ты очень соблазнителен, но сейчас у нас есть более срочные дела. Как тебя зовут, красавчик?

— Нарцисс, — ответил он. — Правда, красиво?

— Да, — признала Кловач с самым искренним видом. — Мы о тебе слышали.

Она повернулась к Батанье и подмигнула. Старшей было приятно, что ученица реагирует на молодого человека. Значит, ей лучше.

— Вот как? Моя слава докатилась даже до… откуда это вы?

Ему очень понравилась эта мысль. Взяв зеркальце, он стал внимательно рассматривать лицо.

— Наверное, стражники дали ему зеркало, чтобы он заткнулся, — буркнула про себя Батанья.

Нарцисс, поглощенный собой, уже не замечал новых товарищей по заключению.

— Прошу прощения, — окликнула их женщина из камеры напротив Кловач.

Бритлингенки подошли к передней решетке своих камер.

— Чем могу быть полезной? — спросила Кловач.

Вопрос, конечно, дурацкий, но годится, чтобы завязать разговор.

— Не можете ли вы мне сказать, какой сейчас год? — спросила женщина.

— Зависит от того, в каком измерении ты живешь, — ответила Батанья. — И на какой планете.

Женщина вздохнула. С виду ей было где-то за сорок. Короткие каштановые волосы, прямые белые зубы с заметной щербинкой спереди, приятное лицо.

— Я такое слышу все время, и не знаю, как это понимать.

Она была одета в сшитые по мерке брюки и блузку с забавными точками спереди. Присмотревшись, Батанья поняла, что эти круглые штуки не дают блузке раскрываться. Пуговицами их зовут.

На женщине была плотная куртка с большими лацканами, шапка и очки висели на крючке, вбитом в стену — единственное место в камере, куда можно вешать вещи.

— На тебе не тюремная одежда, — отметила Кловач. — Почему?

— Мне неизвестно. Я приземлилась на какой-то остров в Тихом океане после самого долгого полета в моей жизни. — На красивом лице отразилось мимолетное смущение. — Я не знаю, где мы точно были, когда аэроплан стал заваливаться. Мой штурман погиб при посадке. — Она замолчала на долгую секунду. — Выбравшись из аэроплана, я пошла осматриваться, прошла между двумя пальмами — и как-то оказалась здесь. Меня поймали огромные пауки, принесли меня сюда и представили красивому джентльмену. Его действительно зовут Люцифер? Я попала в Ад?

— Ты приземлилась на поверхности Ада. Сейчас, конечно, мы в его недрах. Из какой ты страны?

Что-то было в этой женщине неуместное.

— Я из Соединенных Штатов Америки, — сказала она. — Я — авиатрисса.

Кловач посмотрела на Батанью — та пожала плечами.

— Я не знаю, что это.

— Я пилотирую аэропланы, — пояснила женщина с привычной гордостью.

— Боюсь, что ты сейчас уже не на Земле, — сказала Батанья. — По крайней мере не в том же измерении, что Земля. Мы там были пару недель назад.

— Я поняла, что я не могла оказаться на родине. И уж точно я не в Тихом океане. — Женщина села на койку, будто у нее ноги подкосились. — И не знаю, сколько прошло… какой сейчас год? Я вылетела в тысяча девятьсот тридцать седьмом.

— Здесь год не тот, что был в твоем измерении, когда ты его оставила, — сказала Кловач. — Мы — бритлингенцы.

Лицо женщины не изменилось — это ей ничего не говорило.

Батанья пояснила ей:

— Кажется, тебя захватил какой-то поток событий или какая-то магия, нам неизвестные.

Женщина вздохнула — глубоко, прерывисто.

— Какой был год, когда вы последний раз были на Земле?

По голосу было слышно, что она боится услышать ответ.

— Ну… куда позже твоего времени, — ответила Кловач. Через камеру Нарцисса она перевела взгляд на Батанью. — В любом случае — позже двухтысячного, хотя даже не заметила, какой там был год. — Она пожала плечами. — Мы знали, что надолго там не задержимся.

— Да, какой-то из двухтысячных, — согласилась Батанья.

— Не могу понять, — тихо сказала женщина. — Наверное, я сошла с ума.

— Как тебя зовут? — спросила Батанья.

Может, смена темы выведет женщину из мрачного настроения.

— Амелия Эрхарт.

Она посмотрела на Батанью, на Кловач, будто они, вопреки всему, должны были знать ее имя. Это, значит, общая черта у нее с Нарциссом.

Увидев, что бритлингенки о ней не слышали, она пожала плечами, но тут же вся напряглась, когда раздались звуки, приближающиеся к большой двери между блоком камер и остальным подземельем — стражники бросили ее открытой. Звуки были — клацанье когтей и тяжелое дыхание.

— Собаки, — произнесла Амелия. — Значит, уже почти время обеда.

— Собаки? — хрипло переспросила Батанья, и Кловач почти одновременно с ней: — Что за собаки?

— Большие, — ответил Нарцисс, оторвавшись от рассматривания своего отражения и протирая зеркало подолом рубахи.

— Большие! — передразнила его Амелия и рассмеялась. Первый нормальный звук в этом помещении. — Они гигантские!

В дверь вошли два здоровенных черных пса и пошли обнюхивать коридор. У них был короткий блестящий мех, остроконечные уши, длинные тонкие хвосты. Из открытой пасти вывешивался длинный розовый язык — резкий цветовой контраст с острыми белыми зубами и красным огнем глаз.