Вадим Смиян - Пушкинский вальс

« Здравствуй, Невский! – мысленно приветствовал Владислав Георгиевич старинный храм, как приветствуют старого доброго друга. – Как же давно мы не виделись с тобой…»

К Александру Невскому у него было отношение особое с детства. Первое знакомство мальчишки с русским национальным героем состоялось через фильм Эйзенштейна. Вместе с друзьями Владик бегал в кино много раз, чтобы вновь и вновь пережить этот волнующий всенародный порыв, эту волну массового патриотизма, столь мастерски отраженную в фильме – стареньком, черно-белом, но поистине гениальном! Конечно, тогда пацанов занимала в основном «махаловка». После кино они брали в руки деревянные мечи, на головы напяливали конические шлемы и какие-то подобия перевернутых ведер, и разыгрывали Ледовое побоище.И хоть потом были шишки, синяки, ссадины - мальчишки чувствовали себя счастливыми, испытывая причастность к героизму предков! С годами Владик стал замечать в любимом фильме и другие ценности… «Враг наступает, князь! Изборск пал, Псков взяли! на Новгород немец движется!» - говорит Гаврила Олексич. « Али перетрусил Господин Великий Новгород?» - насмешливо отзывается Невский. «Сирот пожалей…Стань за обиды новгородские, Ярославич!» « За обиды Русской земли стану!..» И Владик понимал, что сироты и земля Русская куда важнее всех княжеских обид! А кузнец, перед решающим сражением раздающий все свое достояние, - лишь бы на пользу, лишь бы добыть победу! « Берите! Берите все! Мечи…Кольчуги…шлемы! Кинжалы…Топоры…Все отдаю!..» Он и вправду роздал все, а про себя забыл. « Не враг дал – сам ковал! Коротка кольчужка-то…» Эту сцену Владик не мог смотреть без слез – ведь погиб кузнец потом, ибо подвела кольчужка…Книг тогда было мало, Интернет еще не создали, и кино было едва ли не главным источником информации. Потому и представлял Владик князя Александра таким, каким он представал с экрана. А когда дедушка впервые привел его к этому храму и сказал, что это храм Александра Невского, мальчишка

был донельзя удивлен! Попы-то в фильме все были плохие! А сам Невский за весь фильм, даже когда колокола благовестили – ни разу и не перекрестился! И тогда дедушка объяснил внуку, что это был всего лишь фильм, а жизнь сильно отличается от любого фильма. Дед знал, что говорил, ибо прошел войну…и Владик верил ему безоговорочно. Дедушка был неверующим и в церковь не ходил. Для него Невский был не святым князем, а князем-воителем, спасителем зели Русской. И он объяснил Владику, что Ледовое побоище в фильме имеет мало общего с настоящим Ледовым побоищем! Цепь обозов для сдерживания удара немецкой конницы – да это же смех! А мужик в тулупе с топором, да с лихим кличем: « А ну, мужики! Вдарим по немцу!» Ага, конечно! Щщас… И Буслай с оглоблей…Тоже выдумки! Владику так стало обидно! « И все это неправда? – спросил он сквозь слезы.- да?» Дед испугался, поняв, что увлекся. Расстроил любимого внучка! « Ну не все, конечно! Рыцарское наступление клином – правда! И построение закованных в броню немецких латников «черепахой» - тоже правда! Главная неправда в том, что не было там мужиков с дубьем, как в кино – ну не было! Будь там такие «вояки» - немцы порубали бы их в капусту! Сражение выиграли боевые дружинники, обученные и оснащенные не хуже рыцарей-тевтонов! Такова правда жизни, внучек…Война – тяжкое ремесло, и ему надо упорно учиться. Неумех война не терпит…»

Владислав Георгиевич как-то робко приблизился к храмовому крыльцу. Остановился, задрав голову. Над высоким стрельчатым входом все также возвышался портрет великого князя. Вернее, большая икона в каменном окладе. Невский был изображен во весь рост, в панцире и кольчуге, поверх которых с плеч ниспадал красный плащ, оттороченный горностаевым мехом. Голова непокрытая, лицо совсем не грозное, а скорее благостное! Над головой – сияющий нимб.

« Ну что ж, зайдем…»- подумал Владислав Георгиевич.

Он вступил под сень входа – здесь царила приятная прохлада. Народ входил и выходил, люди задерживались на пороге, крестились, обратившись лицом к видневшемуся в глубине алтарю. Владислав Георгиевич тоже задержался, неловко осенил себя крестом. С досадой подумал, что никогда не умел толком этого делать.

Внутри храма было спокойно и чинно. Лики святых смотрели на прихожан со стен и колонн, с высоты, из-под самого свода на людей взирал суровый лик Христа. Владислав Георгиевич взял две свечи, заранее купленные в церковной лавочке у входа, приблизился к амвону, где горело множество свечей. Зажег свои свечки от большой свечи и поставил их одну за другой в гнездышки…Пламя на обеих свечках разгорелось, воспряло и засветилось ровными маленькими язычками. Владислав Георгиевич начал читать молитву за упокой своих близких. Слов молитвы он не помнил или вообще не знал, а потому просто говорил от души, будто сочинял послание родным, уехавшим в далекую страну, откуда не возвращаются. Сказав все, что хотел сказать, он отступил на пару шагов и задержался, разглядывая иконостас и по привычке заложив руки за спину, как делал это в музее или на экскурсии, когда посещал достопримечательности в своих загранпоездках. Так он постоял несколько минут, любуясь затейливой игрой огоньков и великолепием убранства, как вдруг прямо над ухом у него раздался требовательный и суровый голос:

- Молодой человек! В храме руки за спиной – не держат!

Резкое обращение прозвучало над ним, как набат, заставив невольно вздрогнуть от неожиданности. Он стремительно обернулся. Перед ним стояла пожилая женщина в синем цветастом платке и вязаной кофточке – высокая, крупная, с ясным и открытым взглядом больших и зорких глаз. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Он невольно опустил руки по швам, и тут же с ужасом понял, что совершенно не знает, куда их деть. Владислав Георгиевич хотел было отшутиться, поблагодарив женщину за столь лестное обращение к его персоне, однако тотчас понял,что обратившейся к нему прихожанке наверняка за семьдесят, и назвать его молодым человеком для нее вполне уместно. Женщина продолжала смотреть на него в упор, в ее удивительно молодых глазах не было ни осуждения, ни гнева – скорее, нечто такое, что можно назвать строгостью наставника…

Однако Владислав Георгиевич ощутил себя мальчишкой, которому взрослый сделал замечание на тему – как подобает себя вести.

- Да, да…конечно…- промямлил он, совершенно растерявшись. Ему показалось, что голос женщины раскатами прозвучал под сводами церкви, и все повернули головы к нему, и смотрят на него.

Он попробовал улыбнуться женщине, но улыбка вышла жалкой и неуместной. – Пожалуйста, извините…Я просто задумался, и уже ухожу.

Владислав Георгиевич вообще не понимал, как люди выстаивают в церкви по нескольку часов, когда идет служба. Ему такая выносливость была совершенно чужда, и он не видел никакого смысла в бесконечном стоянии под сводами храма.Сделал, что надо, послушал, посмотрел и – на выход!Если он иногда и посещал церковь, то никогда не проводил там более семи-десяти минут.