Роберт Стайн - Призраз в синем плаще

— Неужели ты по-прежнему считаешь, что все это входит в программу финального состязания Игр жизни? — спросила его Кристен.

Мальчик только пожал плечами и ничего не ответил.

Они ничего не ели весь день. На кухне, примыкавшей к столовой, они в отчаянии обыскали все шкафы и полки.

В конце концов, их ждала маленькая радость — на нижней полке Эйприл все-таки обнаружила небольшую коробку крекеров. Они поделили их поровну и проглотили за секунду.

— Что же будет завтра? — спросила Эйприл, слизывая с пальца последнюю солоноватую крошку.

— Завтра мы что-нибудь придумаем, — ласково заверила ее Кристен. — Обязательно что-нибудь придумаем.

Энтони сосредоточенно уставился в темный очаг и не произнес ни слова.

И вот поздним вечером Эйприл лежала, дрожа от холода, в своей постели. Ее желудок урчал и требовал еды.

«Да за один только этот голодный и ужасный день и за то, что мы ухитрились остаться живыми, нам должны присудить победу в конкурсе на храбрость», — с горечью подумала она.

После этого ее размышления стали еще более мрачными. Придет ли кто-нибудь к ним на помощь? Сколько им удастся тут продержаться без пищи?

Интересно, что делают именно в этот момент ее родители? Еще она подумала о своей подруге Пам. Та сходила с ума от ревности, потому что не ей предложили поехать на тропический остров.

«Пам еще не догадывается, как ей повезло», — подумала Эйприл.

И тут пение послышалось вновь.

Эйприл подняла голову от подушки и прислушалась.

Да. Та же самая песня. Та же самая. Медленная и печальная.

Голос женщины звучал очень тихо и далеко, однако Эйприл отчетливо его слышала.

Интересно, откуда он доносится? Неужели та странная женщина поет сейчас, среди ночи?

При этой мысли у нее в который раз побежали по спине мурашки. Окно было плотно закрыто, однако грустная мелодия все равно вплывала в домик, теперь уже совсем громко, как будто женщина стояла прямо возле его стены.

— Эй, Кристен! — прошептала Эйприл. — Кристен, ты спишь или нет? Ты слышишь пение?

Ее подруга, лежавшая в другом конце домика, зашевелилась и перевернулась на другой бок. Слышалось лишь ее дыхание, медленное и ровное.

— Кристен?

Спит крепким сном, поняла она.

Пение вплыло в домик. Закружилось вокруг Эйприл. Казалось, оно обволакивало ее темной пеленой.

Девочка замахала руками, будто пыталась оттолкнуть от себя эту непонятную песню.

Но женский голос окружал ее со всех сторон. Казалось, он тянул ее куда-то. Она физически ощущала, как он стаскивает ее с постели.

— Нет. Нет, — шепотом запротестовала она. Натянула повыше одеяло и заткнула уши обеими руками.

Но ей так и не удавалось избавиться от назойливого пения.

— Женский голос меня зовет, — пробормотала сама себе Эйприл. — Женщина пытается вытащить меня из постели. Она тянет меня к себе…

«Нет уж. Не пойду. Ни за что не пойду!..»

Она почувствовала на затылке какое-то щекотание. Оно быстро переросло в зуд. Распространилось вниз по ее рукам и ногам.

Что с ней творится?

Теперь зудело все ее тело.

Откинув одеяло, она соскочила с постели.

— Ф-ф-ууу! Какая мерзость! — вырвался у нее невольный стон.

Она в ужасе уставилась на свою постель. Жучки… там ползали какие-то бурые жучки — по подушке, по простыне…

Эйприл принялась отряхиваться. Она сбрасывала их с рук, с ног. Она спала в одежде, и жучки забрались под нее и ползали теперь по ее коже.

Соскребая их, шлепая по ним рукой, она бешено заплясала на полу. В панике счищала их с шеи, вынимала из волос, сбивала со лба.

Между тем пение женщины продолжалось, захватывало ее, притягивало, приглашало…

И вот уже Эйприл надела свои тапочки…

Двинулась мимо кровати со спящей Кристен…

Распахнула дверь домика и тихонько прикрыла ее за собой…

«Нет, что я делаю? Я ведь не хочу идти на улицу. Мне не следует туда идти…»

Но она ничего не могла с собой поделать. Она вышла в холодную и тихую ночь. На улице все замерло. Не шевелились даже перья пальм и стебельки травы.

«Будто в кошмарном сне… — подумалось ей. — Так и есть. Я иду сквозь кошмарный сон… Эти мерзкие, жирные жучки… странное пение женщины… все это кошмар…»

Однако остановиться она уже не могла.

«Нет, я не должна никуда идти! — шептала она себе и даже обхватила руками стройный ствол пальмы. — Я удержусь и не пойду дальше. Никто не сможет меня утянуть из лагеря…»

Женский голос все громче звучал в ее ушах. Пение повторялось, притягивало ее… притягивало..

Ее руки безвольно соскользнули с дерева. Она едва замечала, как мелькают мимо нее домики, когда ноги сами несли ее к пляжу. Маленький док стоял тихий и пустой. Даже океан, казалось, застыл и не шевелился.

Ни волн. Ни шума прибоя, размеренно набегающего на берег.

Все как будто застыло на время. Словно всему миру кто-то приказал остановиться и замереть.

Застыло, замерло все, кроме стука сердца девочки. И шороха песка под ее ногами, когда она брела по безмолвному, пустому пляжу.

«Нет. Я хочу вернуться назад. Я должна вернуться назад в наш домик».

Женщина пела так печально… Ее голос звучал хрипло и мягко, словно она была очень, очень, очень старая…

Эйприл прошла песчаный берег и ступила на голубые скалы. Камни мерцали и поблескивали, даже несмотря на то, что на небе не было луны.

Едва она начала подниматься вверх, все ее тело задрожало от ужаса.

Страх, сидевший внутри ее — тот самый, который она сдерживала с той поры, как покинула домик, — теперь высвободился.

Эйприл захотелось кричать и кричать… Повернуться и бежать изо всех сил, как можно быстрее, лишь бы оказаться подальше от этих жутких голубых камней… Прочь от этого жуткого места…

Но она не могла закричать. Не было голоса…

И не могла убежать. Не слушались ноги…

Она могла лишь карабкаться по пологому каменному склону, словно скользя по нему. Словно ее тянула какая-то мощная сила.

А потом… потом… когда уже показались пещеры, сильный запах заставил ее остановиться. Вонь гниющей рыбы, плесени, грязи и тлена… запах смерти.

Этот запах нахлынул на Эйприл. Облепил ее, такой вязкий и отвратительный, что она даже ощутила его на своей коже.

У нее возникли позывы к рвоте. Она старалась не дышать. Но жуткая вонь уже проникла внутрь нее.

Разевая рот и давясь, она сделала еще один шаг. И внезапно неведомая сила, тянувшая ее вперед, казалось, отпустила ее. Бросила.

Пение прекратилось.

И Эйприл рухнула в изнеможении на твердую поверхность.

Мерцание голубых скал погасло. Девочка распростерлась на скале, впав в глубокий обморок.

Такой же безмолвный, как и весь остальной мир.