Ума Барзи - Полдень синих яблок

Глаза слипались. Игорь сам не заметил, как задремал.

- Вот, - вывел его из забытья голос. Перед ним стоял смущённый Дино и протягивал тоненькую коричневую папку.

- И это всё? – удивился Завадский. Он был уверен, что придётся столкнуться с томами уголовного дела, допросов и отчётов по экспедиции.

- Вроде как остальные документы сожгли, когда немцы к Москве подходили, - честно выложил Дино всё, что удалось узнать.

- Ты уверен? – недоверчиво спросил Завадский. – А то знаю я вашу систему.

- А ты в чём-нибудь сам уверен в наше время?

Игорь вспомнил ночной разговор на яхте. Если до этого он и был в чём-то уверен, то сегодня всё казалось иначе. Всё, что до этого казалось незыблемым, крепко стоящим на ногах, могло исчезнуть и превратиться в прах. Даже в театре, под слоем грима, престарелая травести смешна и омерзительна и ей быстро находят замену. Сегодня ты поймал свою волну, летишь, разбрасывая брызги своего обаяния, подставив лицо опьяняющему бризу славы. А назавтра, сбитый вымпельным ветром свалишься с гребня волны, с шумом и брызгами, летящими во все стороны. А всенародная любовь, ещё недавно бывшая такой кричащей и навязчивой, как молоденькая фанатка, разворачивается спиной и удаляется к другому объекту страсти. А то ведь может ещё и ноги вытереть да плюнуть сверху!

Ох, как ему хотелось, чтобы весь этот бред с красным оккультизмом именно им и оказался. Чушью собачьей! Но журналисткое любопытство брало верх. Приходит новое время, вознося новых героев. Молодёжь напирает сзади. Как там у Чехова, “задние тоже хочут”? Нет, Завадский, уж эту возможность ты не упустишь! Попал на гребень волны, попробуй здесь и закрепиться!

Ты постоянно должен быть на виду, - говорила его наставница, главный редактор, - постоянно привлекать к себе внимание. Неважно, скандальными романами или дурно пахнущими сплетнями.

Уж он-то сумеет раздуть из этого сенсацию, даже если её здесь и нет, и его имя навсегда войдёт в журналисткие скрижали всего мира.

- Ты прав, - согласился он, - может, этого и достаточно. Всё, я пошёл, - он спрятал папку под пиджак и, придерживая её одной рукой протянул другую для прощального рукопожатия.

- Ты что? – Дино опешил. – Куда пошёл, ты посмотри на гриф. Это же секретные документы!

Он усадил растроившегося Завадского снова на стул. – Читай здесь! Я и так делаю больше, чем положено.

- Да я думал – дома, на досуге, всю ночь же не спал, - оправдывался Гарик.

- Здесь, я сказал, - отрезал Дино.

Завадский тяжело вздохнул, открыл папку и попытался сосредоточиться.

Со старинной, плохо сохранившейся фотографии, смотрели из прошлого угрюмые, уставшие люди. Лиц не различить, но восточные скулы, приплюснутые носы выдавали в них жителей Севера. А если присмотреться, можно увидеть некоторое сходство стоящего слева высокого полноватого человека в гимнастёрке и тем же лицом, только гораздо старше и полнее, в скудном личном деле. Та же небритость, седой ёжик волос и очки круглой оправе.

- Смотри,Снегин, - воскликнул Завадский и хихикнул, - очки-то как у тебя! Один в один!

Он оглянулся. Дино нигде не было видно.

Игорь пробежал глазами личное дело Дарченко, записанное корявым размашистым почерком.

- Так, родился, - Завадский пробегал глазами несущественные по его мнению места, выискивая только самую суть. - Профессор, занимается изысканиями в области древней науки, поддерживает связь с членами масонской ложи. Ого! Со специалистами по развитию науки в Тибете. На провакационные вопросы с целью выяснения мнения о Советском государстве, вёл себя лояльно. Работал в лаборатории при Институте Мозга. Надо же, название-то какое придумали! Расстрелян в 1937. Не густо.

Ни отчётов об экспедиции, ни протоколов допроса, ничего из того, что он так ожидал увидеть, не было и в помине.

Да была ли она вообще, эта бредовая эжкспедиция? Вот ведь любят у нас создавать секреты там, где их не существует.

Он перелистал содержимое папки ещё раз и вдруг наткнулся на еле заметную, сложенную в несколько раз и пожелтевшую от времени вырезку из газеты. Он развернул клочок. Статья оказалась на английском языке и содержала только интервью чудом спасшегося от репрессий, вовремя сбежавшего на Запад, участника той злополучной экспедиции.

“Мы открыли следы очень древней цивилизации, и это, несомненно, была затонувшая в доисторические времена Гиперборея, легенды о которой существуют практически у всех народов Евразии. Среди безлюдных лапландских сопок мы обнаружили впечатляющие памятники практической магии и получили неопровержимые доказательства того, что местные шаманы являлись последними жрецами этой таинственной цивилизации. Плоды нашей экспедиции в течение длительного времени с успехом использовало высшее советское руководство и именно нам Советская власть обязана своими поистине сногсшибательными успехами во внутренней и внешней политике, и это красноречиво подтверждено тем фактом, что впоследствии практически все участники экспедиции и пославшее нас руководство ВЧК и Института по изучению мозга были уничтожены, когда Сталину потребовалось скрыть источники своей силы”.

Ничего себе! Ни больше ни меньше! Получай, Завадский. Даже не между строк, а открытым текстом! Прав, значит, был Борис Львович.

Далее шли хвалебные отзывы:

“Проф. Дарченко открыл остатки древнейших культур, относящихся к периоду, древнейшему, чем эпоха зарождения египетской цивилизации”.

И в самом конце шли, переведённые на английский, выдержки из почти не сохранившегося дневника астрофизика Кондуллайнена, который тоже участвовал в экспедиции:

“ На белом, как бы расчищенном фоне, напоминающем расчищенное место на скале, в Мотовской губе выделяется гигантская фигура, напоминающая темными своими контурами человека. Мотовская губа поразительно, грандиозно красива. Надо себе представить узкий коридор версты 2-3 шириной, ограниченный справа и слева гигантскими отвесными скалами, до 1 версты высотой. Перешеек между этими горами, которым оканчивается губа, порос чудесным лесом, елью - роскошной, стройной, высокой, до 5-6 саженей, густой, типа таежной ели. Кругом горы. Осень разукрасила склоны вперемежку с лиственницами пятнами серо-зеленого цвета, яркими кущами берез, осин, ольхи."*

"Солнце освещало яркую картину северной осени. На берегу стояли 2 вежи, в которых живут лопари, выселяющиеся на промысел с погоста. Их всего, как на Ловозере, так и на Сейдозере, около 15 человек. Нас, как всегда, радушно приняли, угостили сухой и вареной рыбой. После еды завязался интересный разговор. По всем признакам мы попали в самую живую среду седой жизни. Лопари вполне дети природы. Дивно соединяют в себе христианскую веру и поверья старины. Слышанные нами легенды среди них живут яркой жизнью. Старика они боятся и почитают."