Иван Панкеев - Копья летящего тень

Свинцовая крышка лежала на полу, болты были сломаны. Деревянная крышка, до этого прибитая гвоздями, теперь одним концом касалась пола. Покойница лежала на прежнем месте, все так же скрестив на груди руки, но глаза ее были слегка приоткрыты, словно она, притворившись спящей — или мертвой, — подсматривала за ними.

— Смотрите! — испуганно воскликнула Галя. — Что у нее в руке…

Из-под края простыни, зажатого в скрюченной старушечьей руке, торчал пенис младенца!

С содроганием отшатнувшись от этого гротескного зрелища, Леонид Павлович почему-то вспомнил, как однажды в детстве, сидя за столом, опрокинул на себя стакан горячего какао и обжег себе самое чувствительное место. Пришлось идти к хирургу, делать перевязки, но самое главное — мать брезговала даже прикасаться к ожогу и мальчику приходилось самому смазывать его мазью.

— Кто-то совершенно безвкусно шутит над нами, — цепляясь за последние остатки здравого смысла, сказала Люба. — Я сейчас же заявлю в милицию!..

— Подожди!.. — воскликнул Леонид Павлович, хватая ее за руку. — Сначала я позвоню Полищуку!

— Опять этот твой Полищук! — язвительно усмехнулась Люба. — Если хочешь знать, он такой же дурак, как и ты! Тоже мне, нашли призрак! Нашли нечистую силу!

— А кто же, по-твоему, свернул эти болты? Кто сбросил на пол свинцовую крышку? Кто ломился ночью к нам в комнату? — Столь же язвительно и запальчиво воскликнул Леонид Павлович.

Понимая, что присутствует не при обычной супружеской перебранке, Галя пыталась вникнуть в то, о чем они говорили. Но все ее мысли вертелись вокруг нелепо торчащего из-под простыни детского пениса. Осторожно отогнув край простыни, она тихо ахнула: из оторванного конца пениса сочилась кровь — прямо на парадно-похоронное облачение Таисии Карповны.

Галя опрометью бросилась в другую комнату, где лежал на диване, загороженный со всех сторон стульями, ее сын. Быстро развернув пеленки и убедившись, что все у него на месте, она села на край дивана, совершенно сбитая с толку. «Вряд ли это чья-то шутка, — с ужасом подумала она. — Скорее, это чья-то трагедия…»

Ей нельзя было покидать своего мальчика ни на минуту — в этой квартире происходило что-то невероятное.

Через полчаса пришел Полищук. Увидев валявшуюся на полу крышку свинцового гроба с сорванными болтами, он так разволновался, что выкурил подряд пять сигарет.

— Да, это призрак… — дрожащим голосом произнес он. — Я же говорил… Она не даст вам покоя, и не только вам…

Леонид Павлович и Люба переглянулись, не зная, что на это сказать. Некоторое время все тревожно молчали, но потом Люба, как самая здравомыслящая из всех, деловито произнесла:

— Может быть, вы, доктор, объясните нам, как все это следует понимать… Видите ли, там, под простыней, откуда-то взялся…

Она с опаской отогнула край простыни, словно оттуда могло вылезти какое-то ядовитое насекомое.

Увидев зажатый в скрюченных пальцах детский пенис, Полищук побледнел. Его глаза на миг зажмурились, потом снова открылись, он метнулся к гробу, рывком сорвал с покойницы простыню. На его тонком, интеллигентном лице была написана теперь решимость и воля к действию.

Разогнув холодные и жесткие пальцы покойницы, он высвободил оторванные гениталии несчастного младенца. Увидев капли крови, он деловито посмотрел на пол: возле одной из табуреток тоже была капля и еще одна — возле балконной двери. Полищук вышел на балкон — там, на каменных перилах, тоже были следы крови. Завернув свою страшную находку в полиэтилен и спрятав в карман халата, он вернулся в комнату и сухо произнес:

— Хочу вам сообщить, друзья мои, что сегодня ночью в роддоме погиб еще один новорожденный — той же самой жуткой смертью, что и вчерашние жертвы. Понимаете?

— Не может быть… — еле слышно пробормотал Леонид Павлович.

— У меня это просто не укладывается в голове! — все еще пытаясь цепляться за свой спасительный здравый смысл, произнесла Люба.

— Так вот почему она, — скорее самому себе, чем остальным, сказал Леонид Павлович, — вот почему она ломилась ночью в нашу комнату! Потому что там был грудной ребенок!

— И что же? — с интересом спросил врач.

— Мне удалось остановить ее, — нехотя ответил Леонид Павлович. — Я сам не понимаю, как это у меня получилось…

Полищук усмехнулся.

— Вот видите, у вас, оказывается, есть скрытые способности!

— Вы хотите сказать, что эта немощная, высохшая старушка могла сорвать закрученную болтами крышку свинцового гроба и выломать все двери? Да вы, что, товарищи, спятили? — вызывающе громко воскликнула Люба.

— Это немощное старушечье тело, — спокойно возразил Полищук, — стало вместилищем разрушительных злых сил — и именно потому, что душа покойной никогда не сопротивлялась злу, смиряясь перед ним!

— И что же нам теперь делать? — недоверчиво, все еще сомневаясь в правоте Полищука, спросила Люба.

— Есть только один выход, — сухо ответил Полищук, — железный стержень в сердце! Рецепт старинный, но эффективный.

— То есть?.. — непонимающе спросил Леонид Павлович.

— Это делается так, — деловито пояснил врач, словно речь шла о самых обычных вещах, — берется длинный гвоздь или тонкий стальной стержень и молотком — а лучше кувалдой! — вбивается в сердце призрака.

— Какая мерзость, — поморщившись, сказала Люба.

— Вы хотите, чтобы я… своей родной матери… всадил в сердце гвоздь?! — возмущенно воскликнул Леонид Павлович.

Полищук пожал плечами.

— Я понимаю, у вас не поднимется на это рука, все-таки она была вашей матерью, — сказал он, — Поэтому я сам сделаю это. Несите железо!

Испуганно взглянув на врача, Леонид Павлович пошел в коридор, где лежали все инструменты. «Ведь я… я не собираюсь убивать ее!.. — сбивчиво думал он. — Она же уже мертва!.. Я же получил свидетельство о ее смерти…»

Лихорадочно копаясь на полке, он в который раз мысленно спрашивал себя: «А что, если все, что произошло за эти два дня, чья-то злая шутка?» Представление об оживающем ночью призраке разрушало его устоявшиеся, полностью отвечающие здравому смыслу взгляды на действительность. Изучая химию в институте и впоследствии проделывая опыты в своем «крысарии», Леонид Павлович никогда даже не задумывался о существовании так называемых потусторонних сил, относя все это к области сказок. И вот теперь… Молоток, да, этот, самый тяжелый, им можно дробить булыжники… Порывшись в ящике с гвоздями, он нашел самый длинный, каким сбивают стропила на крыше. «А может быть, сам Полищук подстроил все это? — неожиданно подумал он. — Врачи такие циники…»

Леонид Павлович не знал, что ему делать. Оставить эту нелепую затею с гвоздем, похоронить мать по-человечески… И все-таки здесь было что-то не так!