Юлия Аксенова - Морок

— Так это — ваши дети? — раздался женский голос, наполненный скрежетом металла.

Стало понятно, что с тех пор, как мы с женой ворвались в салон и принялись налаживать контакт с собственными детьми, вокруг не раздалось ни единого звука человеческой речи: кроме наших голосов — только гул моторов. Публика, затаив дыхание, следила за нашим разговором.

В следующую секунду на нас обрушился шквал возмущенных голосов.

Из событий в те минуты я помню, как смешно выглядела Джей, с блаженной улыбкой на лице просившая прощения у возмущенных пассажиров, отряхивавшая их одежду и все с той же счастливой улыбкой выслушивавшая, что они думают по поводу родителей, которые не следят за своими детьми, оставляя их безо всякого присмотра. Она беспрерывно кивала головой и произносила: «Да-да, конечно!» ; на щеках — ямочки, рот — до ушей. В общем, она жутко напоминала какую-нибудь добропорядочную японку.

Ко мне, наверное, тоже обращались с упреками и нелестными оценками моих родительских качеств, но я, крепко ухватив за руки обоих отпрысков, вообще ни на кого, кроме них, не реагировал.

Уже потом, в более спокойной обстановке, припомнив и собрав воедино все реплики и косвенные свидетельства людей, оказавшихся соседями наших детей в этом рейсе, мы разобрались, что их усаживала и пристегивала ремнями стюардесса. Потом они преспокойно спали. Когда рассвело — проснулись, и сообразительный Пит, разумеется, отстегнул ремни, после чего непоседливая парочка решила немного поразмяться. За этим занятием мы с матерью и застали их.

Джей о чем-то пошепталась с женщиной, сидевшей в кресле перед местами, занимаемые нашими детьми. Женщина сказала пару слов своей взрослой дочери. Обе, подхватив сумочки, отправились в салон бизнес-класса.

— Я поменялась с ними, — объяснила Джей, и мы заняли освободившиеся места. Может, и напрасно, потому что малышей все равно не спускали с рук, и теснота эконом-класса сильно сказывалась.

— Пит, а как выглядела бабушка, которая привела вас с Кэти в аэропорт?

Объяснять сыну, что такое аэропорт, не потребовалось.

Спрашивая о «бабушке», я был уверен, что знаю ответ — и не ошибся.

Среди ночи детей осторожно разбудили, тихонько одели и…

— Бабушка взяла Катьку на руки, и мы пошли в аэропорт. Быстро-быстро. Потом поехали… Потом приехали в аэропорт.

— Мальчики! — воскликнула Джей. — Стойте, а как же… Сыночек, а где же бабушка? Она что, не вошла с вами в самолет?

— Нет, она тетеньку в форме попросила за нами присмотреть.

Джей прошептала мне на ухо:

— Может быть, самолет обречен?

— Петька врет, дурак, — застенчиво прошептала Кэти. Слов нахваталась, а использовать их с правильной интонацией не научилась! — Бабушка там сидела . — Дочка махнула ладошкой за спину, в сторону единственного в салоне, не считая мест наших детей, пустого кресла. — Она на нас смотрела, смотрела. Мне было страшно так, потому что грустно очень.

— Катюха, хватит сочинять. Сочинялка ты! — покровительственно сказал сын.

— Доченька, а где же теперь бабушка? Что-то я ее не вижу!

Кэти пожала плечами.

Мы с женой переглянулись и не стали больше задавать дочери вопросов. Джей покрепче прижала ее к себе.

— Натерпелась, моя крошечка … Так как же с самолетом, Вить? Думаешь, обойдется?

— Мы теперь все вместе. И солнце взошло, — уклонился я от прямого ответа.

Говорили дети только по-русски. Английский понимали, но едва-едва.

Кэти уже вполне освоилась со мной, а Питер по-прежнему держался несколько скованно.

Я поделился с женой своим наблюдением и спросил, что думает она по этому поводу.

— Ну, во-первых, Витенька… только не обижайся! Конечно, ты возился с детьми каждую свободную минутку, но сколько у тебя их было — этих свободных минут? Дети несравнимо больше времени проводили со мной.

Я расстроенно промолчал: возразить было нечего. Заметил: она уверенно и свободно произнесла то, что могло звучать как упрек. Я почти не узнавал свою робкую и покладистую Александру. Новая женщина — смелая, гордая и решительная — нравилась мне. Отчаянно нравилась! Тем более что мягкости, нежности, внимательности в ней не убыло ничуть.

— А кроме того…

Жена подождала моей реакции.

— Что «кроме»? — подыграл я.

— Я во сне их видела почти каждую ночь. Наверное, правда встречалась там с ними.

Я не удивился. Посетовал:

— Вот так любящая жена! Что ж ты мне ни разу не приснилась?!

— А ты мне?!

Палец в рот не клади. Да, попался ты, друг ситный!

Пит пытался вклиниться в наш с Джей короткий диалог. Он даже дергал меня за рукав. Наконец содержание его речи прорвалось в мое сознание:

— Папа!

Хорошее начало: он старался избегать этого слова с самого момента нашей встречи.

— Папа, а ты умеешь строить корабли?

— Умею, из бумаги.

— Нет! — возмутился сын. — Настоящие корабли, большие! Умеешь?

— Конечно нет. Я ведь не инженер, а…

— А мой папа, тот, умеет. Умел.

Я испуганно посмотрел на жену. Что это, детская фантазия? Сон? Бред? Я даже пощупал у ребенка лоб — не горячий ли?

Джей судорожно вздохнула, и я с удивлением и страхом увидел, как ее глаза наполняются слезами.

— Пришло время узнать, что происходило с нашими детьми, пока мы решали свои проблемы, — сказала она.

Дальнейший долгий разговор, который мы вели с сыном и дочерью, не поддается описанию. Наши сбивчивые вопросы, их противоречивые и не всегда разборчивые ответы…

Они рассказывали о большом белом доме на берегу реки. И другом — поменьше, но тоже большом, деревянном, из которого ни реки, ни моря не видно, но зато, если дойти до конца улицы и повернуть за угол, то море видно, и можно купаться сколько хочешь. О красивых — белых и коричневых — кораблях, которыми море буквально кишело; разумеется, все эти корабли строил папа. Еще было завались красных-красных зеленых арбузов, в которых самыми вкусными почему-то оказывались семечки, хотя именно семечки мама не разрешала грызть — разве что совсем чуть-чуть. Долго обсуждали игрушечный поезд, который поломался от того, что на него наступил соседский мальчишка, и которого совсем не жалко, потому что из него получился отличный самолет…

Кэти устала и задремала на коленях у Джей. Пит забрался на колени ко мне, сидел очень смирно, что с ним редко случается, и я слышал, как он все менее охотно ворочает языком. Свинцовая усталость навалилась и на меня: сказались бессонные сутки, и неожиданное открытие, что наши дети теперь вроде как не совсем наши, почему-то не слишком меня запенило. Я собрался было прекратить это самое необычное на свете интервью, но тут Джей задала простой и в то же время дикий вопрос. Я встрепенулся, стиснул руки и невольно зажал сына в такой тугой замок, что он возмущенно завозился, высвобождаясь… Он ответил. Он произнес малораспространенную русскую фамилию, совершенно мне не знакомую. Он назвал имена родителей. Даже если буду умирать в глубокой старости от прогрессирующего маразма, я не забуду этих имен.