Юлия Аксенова - Морок

— Тогда расстанемся! — вдруг устало предложила моя собеседница. Ее взгляд оставался темным, недобрым, но он уже не давил, как прежде. У меня, наконец, прекратила кружиться голова: напряжение спадало. — Я тебя не держу.

Женщина оперлась ладонями о подлокотники, медленно приподнялась, недоверчиво косясь на меня. Я не двинулся с места, и она разочарованно откинулась на спинку кресла. Лицо застыло в мучительном ожидании.

— И не держал. А ты до сих пор здесь.

Молчание.

Впервые в жизни я не знал, что спросить, поскольку вопрос будет про судьбу и жизнь детей и жены, а я не представлял, как добиться правдивого и ясного ответа.

— Ты веришь в судьбу?

От неожиданности я не нашелся что сказать.

— Это была случайность. — Ее голос звучал монотонно, будто она тщательно взвешивала слова или произносила заученный текст. — Ты случайно налетел на меня, а я случайно обронила свою вещь. Это было ошибкой. Это было неправильно. Я должна была найти ее и вернуть. Ты ее уничтожил — ты должен был заплатить.

Верить ли туманным объяснениям? Я нарочито небрежно произнес, стараясь не горячиться:

— Следовало крепче держать свое опасное сокровище. Ты все еще надеешься получить какую-то плату?

— Разрешите мне занять место!

Густой мужской бас. Пассажир с соседнего кресла вернулся. Моя собеседница безропотно поднялась и стала вновь протискиваться мимо меня. Я отвел колени в сторону, а подниматься не стал: я уже догадался — пока занимаю ее место, она будет на виду и не ускользнет. Опять меня окатило удушливым запахом ее духов. Линда иногда пользовалась такими. Кожаный ремешок, грубовато и нелепо смотрящийся без подвески на фоне изящной блузки и модного костюма…

Она молча, не оборачиваясь, шагнула вперед. Я вдруг ясно увидел диспозицию: она сейчас находится между мной и моей семьей и движется вперед. Какими бы намерениями она ни руководствовалась, я не сумею оказаться рядом с женой и детьми раньше. Пассажиры в большинстве спали; сосед справа приник к иллюминатору.

Я прыгнул вперед и, почти наугад выбросив руку, ухватился за кожаный ремешок на ее шее. Другую руку я положил ей на прохладное плечо и развернул женщину к себе. Только в первое мгновение она рванулась, но больше не сопротивлялась. Со стороны это, наверное, напоминало нежную любовную игру. Она податливо согласилась, когда я молча принялся переставлять ее, спиной загораживая от нее своих. Теперь она оказалась в дюйме от своего места.

Я подтолкнул женщину вперед, надеясь отодвинуть подальше от кресла… Надавил сильнее — сопротивление возросло. Ее ноги будто вросли в пол, но она выглядела измотанной и все больше походила на ту старуху, которой представилась мне в самом начале. Взгляд снова стал тяжелым, давящим. Слишком близко от моего лица! Я опустил глаза.

Узелок на черном ремешке, который я крепко держал в руке, потертость рядом…

Все-таки у меня хорошая зрительная память! Именно этот ремешок я видел прежде на Линде! Я похолодел: она не добралась до самых близких мне людей, а мою сотрудницу некому было защитить…

— Что с Линдой?!

— Все то же, — удивленно протянула старуха. — Любит тебя, мечтает о тебе…

От неожиданности я едва не ослабил хватку.

…Я отдал Линде перевод «Чертополоха». Та долго терзала меня обсуждением. Потом я сбежал. Закрывая дверь, обернулся и встретился с ней взглядом: Линда затуманенно смотрела мне вслед, будто грезила наяву… Она просила взять ее в «Новую пятницу» кем угодно, хоть простым редактором, хоть в монтажную… Если мы оказывались рядом — за рабочим столом, в лифте, в очереди за кофе, — я с удивлением замечал, какая она неловкая: то локтем меня толкнет, то оступится и взмахнет рукой, ища во мне опору… Ради всего святого, как я ухитрялся оставаться настолько слепым?! Просто искал совсем другую…

— Девочка немножко помогала мне в надежде приворожить тебя.

Я удержался от бесполезного переспрашивания: «Линда помогала тебе?! В чем?»

— Мне нужен был доступ к тебе, — с достоинством пояснила старая леди, будто не замечая удавки на своей шее, — вот и все. Постоянный доступ. Ты должен был найти мою вещь. И заплатить.

Я вспомнил, как в начале нынешней встречи принял ее за Линду. Стало жутко. Нет, не хотел я знать, каким образом Линда обеспечивала ей доступ ко мне!..

— А ведь она могла добиться успеха, — сказала старуха почти весело. — Только испугалась, что не справится. У меня к ней особый счет! — В голосе моей собеседницы прорезалась тяжелая злость. — Меня нельзя просто взять и бросить!

Старуха явно говорила о том, что ее живо трогало.

— Линда заявила, что цена слишком высока, и полученный результат не обрадует ее. И ты будешь уже не ты, и она станет не похожа на саму себя, если заполучит тебя «колдовством»… Понадеялась, что, раз ты один, а она так близко к тебе, ваши отношения сами собой сложатся, и все мне вернула…

«Все вернула»… По ее лицу скользнула тень досады: она слишком увлеклась! И я догадался.

Только теперь я догадался, что именно до сих пор крепко сжимаю в ладони! Что связывает нас и не позволяет освободить друг друга. По направлению моего взгляда она увидела, что я понял.

— Заламинированная купюра была не брелком, а подвеской, — констатировал я ровным голосом.

Остаток уничтоженного сокровища, кусок моей собственной судьбы, который она не может выпустить из рук по доброй воле.

— Снимай ремешок! — приказал я, продолжая крепко за него держаться.

Она покорилась. Попыталась тащить через голову — не вышло: слишком узкая петля, а тут еще мой кулак, будто занявший место утраченной подвески. Тогда женщина подняла руки и принялась развязывать тугой узел на шее, под воротничком блузки. Дело шло с трудом, она морщилась от напряжения, пальцы срывались. Внезапно моя затекшая рука легко скользнула вниз. Ремешок свешивался из кулака дохлым ужом.

— Ну вот, теперь все, — сказал я устало. — Джей заблудилась и вывалилась в другую реальность благодаря «неразменной купюре». Детей автоматически протащило за ней — слишком тесная у них была связь, — но выбросило где-то по пути, ведь они в тот момент находились далеко от матери. А меня ты подцепила на крючок с помощью Линды и этого ремешка. Так?

— Думай как хочешь. Все будет примитивно, неполно и НЕ так. Только напрасно ты воображаешь, будто твоя ненаглядная жена — такая бедная, беззащитная овечка, какой кажется.

— Я знаю, что она — сильная женщина. Иначе мы бы с тобой не справились, — холодно ответил я.

Собеседница усмехнулась:

— Я свободна?

— Не задерживаю.

Я молча прошагал мимо нее. Сил почти не осталось, и я думал только об одном: скорее закончить дело. Даже не обернулся.

Вздохнул с облегчением, только когда, нажав кнопку спуска воды, услышал невыносимый вой утилизирующей системы и увидел, как, извиваясь, исчезает в сливной трубе кончик черного ремешка.