Наталья Александрова - Сокровища Ирода

– Простите, Александр Антуанович, нельзя ли покороче! – взмолился Старыгин.

– Конечно, батенька! – Геральдист немного смутился. – Короче – вот эта симпатичная зверюшка, что изображена на зеленом поле в нижней части герба, не относится ни к одному известному виду геральдических животных. Это и не горностай, и не саламандра, и не куница… в ней есть что-то от этих животных и еще, пожалуй, от ящерицы. Это создание, единственное в своем роде, называют «ламуэнь». И живет оно в единственном месте – на гербе старинного рыцарского рода Ламуэнов. Точнее – Ламуэнов де Брасси.

– Ламуэн де Брасси… – задумчиво повторил Старыгин. – Кажется, я где-то слышал эту фамилию…

– Не удивительно, батенька! Это имя хорошо известно всякому, кто хоть немного интересуется отечественной наукой. Ведь один из последних представителей этого знатного рода, Андрей Иванович Ламуэн де Брасси, был выдающимся филологом, профессором Петербургского университета, основателем научной школы экспериментальной лингвистики. Он первым из ученых понял, что к лингвистике применимы математические методы исследований…

– Вы сказали, что это был один из последних представителей рода? То есть до наших дней род Ламуэнов де Брасси не сохранился?

– Постойте, батенька… не буду голословным, сейчас я посмотрю в книге… в конце концов, я уже не так молод и не могу во всем полагаться на свою память…

Габсбург выбрался из-за стола, подошел к книжному шкафу и ловко выудил с верхней полки огромный том в потертом кожаном переплете. Отряхнув с книги пыль, Александр Антуанович положил ее на стол и с уважением произнес:

– Это, можно сказать, настольная книга всякого ученого, занимающегося геральдикой, генеалогией и историей дворянских родов. Это, батенька, Готский альманах…

Видя на лице Старыгина непонимание, Александр Антуанович пояснил:

– Готский альманах – это самый авторитетный генеалогический справочник, книга о том, выражаясь современным языком, кто есть кто в высшем свете Европы. Выходит он с восемнадцатого века в немецком городе Гота и включает представителей всех королевских династий, а также герцогских, княжеских и прочих титулованных фамилий. Вот здесь мы с вами и поищем наших Ламуэнов…

Габсбург перелистал книгу и довольно быстро нашел нужную страницу.

– Вот они, батенька… первый граф Ламуэн, владетель де Монтегю, предположительно происходит от короля Людовика Шестого. Жил в десятом веке, был женат на дочери графа де Брасси, от которой и получил второй титул… так, не буду утомлять вас лишними подробностями, скажу только, что один из Ламуэнов де Брасси участвовал вместе с Балдуином Фландрским в Четвертом Крестовом походе. После возвращения из похода крестоносец жил затворником в одном из своих замков. Однако род его продолжился и известен во Франции по крайней мере до семнадцатого века, после чего упоминания о нем прекращаются.

Но после этого один из представителей семьи де Брасси переселяется в Польшу, а затем – в Российскую империю. Именно от этой ветви происходит упомянутый мной выдающийся филолог, профессор Андрей Иванович Ламуэн де Брасси…

– А в наше время сохранились какие-нибудь представители этого рода?

– Обождите одну минуточку… экий вы нетерпеливый… так… последний Ламуэн женился на некоей госпоже Ставиской, происходящей из польского дворянского рода. У них была единственная дочь, которая вышла замуж за господина Сокольского. Так что если их потомки и сохранились, то непрямые, и носят они, скорее всего, фамилию Сокольские. Кстати, один из представителей этой семьи, известный художник Владимир Васильевич Сокольский, во время Ленинградской блокады выполнял важнейшую миссию – зарисовывал залы Эрмитажа, пострадавшие от бомбежек и разрушений.

– Так что в архивах Эрмитажа должны быть его координаты? – оживился Старыгин.

– Скорее всего, батенька, скорее всего! То есть, разумеется, самого Владимира Васильевича давно нет в живых, но координаты его родственников вы вполне можете найти…

Симон де Брасси, граф Ламуэн, владетель Омбрейский и Лимский, медленно ехал на огромном, закованном в броню коне по улицам опустошенного, разграбленного, умирающего города.

Вечного города, города из городов, Второго Рима, столицы империи – Константинополя.

Третий день Константинополь был окончательно захвачен крестоносцами, третий день он пылал, подожженный разом с трех концов, третий день длилось его разграбление.

Защитники Византии, воины, сверкавшие медными шлемами и щитами, вооруженные тяжелыми двойными секирами, годились только для парадов, для того, чтобы маршировать перед благосклонным взором императора и его свиты. Дольше сопротивлялись императорская гвардия, датские и английские наемники, вооруженные копьями и рогатинами. Рослые, косматые, они бились с немыслимой отвагой, но в конце концов дрогнули и откатились, и осаждавший Константинополь враг преодолел стены города.

Крестоносцы, видно, и сами удивились своей победе и на какое-то время в растерянности остановились, прежде чем хлынуть на улицы и площади Второго Рима. Тем временем впереди них на город бросился огонь, он охватил все предместья, от Влахерна до Константинова вала, уничтожил подворья амальфитанцев, пизанцев и венецианцев, приблизился к императорскому дворцу.

Сам базилевс, владыка Константинополя, Алексей Марцуфл, сбежал в тыл, покинув город со всеми его обитателями, которые совсем недавно возвели его на престол, сбросив законного предшественника.

И жители города в страхе и растерянности отправились навстречу захватчикам, надеясь их умилостивить.

Впереди процессии выступали патриарх со своей свитой и прочие священники – в драгоценных церковных облачениях, с поднятыми над головой хоругвями и иконами, бормоча молитвы, они шли навстречу варварам, надеясь их умилостивить.

Глупцы! Жалкие трусы!

Варвары вовсе не хотели их покорности: они хотели захватить, сровнять с землей великий город, самый богатый и прекрасный город на земле, разграбить его и поделить между собой награбленное, а потом увезти драгоценную добычу в свои мрачные и холодные замки, разбросанные по холмам Франции, Фландрии, Брабанта…

Скорбное шествие вышло навстречу воинам с окровавленными мечами – и молитвы никого не тронули, не разжалобили: началось великое, беспримерное разграбление.

Граф Ламуэн выехал к храму и поразился увиденному.

Казалось бы, он уже ко всему должен был привыкнуть – но даже его потрясла эта картина: пространство вокруг храма было усеяно трупами, по ним скакали пьяные от вина и крови всадники. Лошади оскальзывались на мозаичных церковных полах, залитых кровью и нечистотами. Простые солдаты крушили топорами золоченую ограду алтаря, растаскивали бесценную утварь, выковыривали драгоценные камни из церковных чаш и мощехранильниц, выдирали огромные куски из сияющего золотом иконостаса.