Сара Ланган - Хранитель

Джорджия несет ему чашку кофе, пар над которой поднимается колечками, как сигаретный дым. Пол, естественно, предпочел бы выпить что-нибудь покрепче.

Она ободряюще хлопает его по спине — ей легко, потому что это больше ничего для нее не значит. «Как мило, — думает Пол. — Жаль, не могу взять тебя с собой, Джорджия. Ты — формалист и была им, когда мы общались. Милая, ты до сих пор живешь с папочкой и не можешь уйти от него, потому что тебе страшно. Можешь сколько угодно твердить себе: „Я просто хочу, чтобы у моего сына был дедушка“.»

Женщина за прилавком таращит глаза на Джорджию. Пол уже забыл, насколько эксцентрична ее внешность: люди всегда смотрели на ее губы, волосы, непомерно высокий рост… А она держалась так, словно ничем не отличалась от остальных.

Он еще раз благодарит Джорджию. Она кивает в ответ. Вот что ему в ней нравилось: если нечего было сказать, Джорджия молчала.

— Как там Мэтью?

— Жить будет.

— Я могу его увидеть? — спрашивает Пол, сам не зная зачем. Он не хочет, чтобы сын Джорджии видел его в таком состоянии. Видимо, ему просто нужно обозначить лимиты ее доброты.

— Он сейчас спит, — отвечает Джорджия. Это значит: «Но даже если бы не спал… ты никогда не увидишь ребенка, чуть было не ставшего твоим».

Она не вспоминает времена, когда Пол звонил и бросал трубку или наблюдал за ее домом.

Пол думает, что, будь в его жизни хоть один нормальный человек, он не оказался бы сейчас здесь. Он жалеет, что женился на Кэтти, что не любит ее… нет, хватит драматизировать. Лучше бы он не жил в этом городе, мрачная жизнь в котором съедает его, и он все время трясется — от нужды выпить или очистить желудок. Опять.

Пол ждет.

Джорджия идет к Лиз и сообщает ей, что приехал Пол. Они будут дожидаться в кафетерии. Лиз обещает сразу же найти их, если состояние Сюзан изменится. Когда Джорджия возвращается, на лице Пола сияет улыбка: он рад видеть ее, потому что соскучился. Она чувствует то же самое, но не хочет признавать. Джорджия осталась с Полом, потому что он одинок, хоть и заслужил это. Она не может позволить ему ждать в одиночку.

От Пола Мартина сильно пахнет алкоголем. Впервые за долгое время, оказавшись так близко, Джорджия поняла, что изменилось: он сдался. Пол считает, что Кэтти сделала его таким, но нет — проблема в том, что жизнь не состоит из одного веселья. Ему кажется, что, как только он покинет комнату, люди повскакивают с мест и закатят шумную вечеринку. Пол думает, Кэтти отгородила его от праздника жизни, он мог бы стать кем-то лучше. Он не понимает, что все дело лишь в случае.

Она ждет.

Лиз медленно шагает, вырисовывая сжатые «восьмерки». Ей хочется заняться любовью прямо сейчас, на полу больницы, и она не знает почему. Да, неудобно, больно, голова бьется о твердый пол… но она уверена, что ей понравится.

Сейчас она ждет.

Бобби представляет шум дождя за окнами своей спальни. В больнице — холодно, неуютно… Он собирается выйти наружу, выкурить одну «Лаки»: чтобы быть где угодно, только не здесь. Странно, но одна-единственная мысль не вылетает из головы: пора признать очевидное — он никогда не вырастет.

Он ждет.

Мэри вообще не думает. Она даже чувствовать не может. Дочь, которую она любила, давным-давно умерла. Сейчас Мэри хочет быть дома, смотреть телевизор и пить вино. Она желает рассечь свое зрение, вонзить в него нож — чтобы весь мир почернел, и она смогла бы оттянуть реальность назад. Обнять Лиз и успокоиться!.. Но зная, что дочь оттолкнет ее, Мэри продолжает читать журнал, в который вцепилась сразу, как только приехала, но не продвинулась дальше, чем «Петрушка — наименее популярная приправа в американской кухне».

Она ждет.

Все ждут.

На фабрике в Бедфорде тихо. Дождь обрушивается с черного неба на землю тяжелыми каплями. Грома нет. Талый снег течет вдоль берегов реки, и все, похороненное долгой зимой (перчатки, пустые бутылки, ботинки со шнурками, извивающимися как черви), всплывает на поверхность, застревает в канавах или теряется в едином потоке.

В домах темно. Город тонет во мраке, вода поднимается и окружает Бедфорд. Люди готовят фонарики, укрепляют подвалы. Река скоро выйдет из берегов, долину и, главное, шоссе затопит. Ожидается самый страшный дождь в истории города.

Три часа утра, пятница. Они стоят у ее кровати. Кажется, что время замерло, настоящее смешалось с прошлым, любой звук, зависая в воздухе, плотным кольцом замыкается вокруг каждого из них.

Джорджия не хочет быть здесь. Ее попросил Пол: ему нужно еще раз увидеть Сюзан, но один он боится. Тронув его за плечо, она тихонько говорит, что подождет снаружи. Вместо ответа Пол обвивает ее рукой, и Джорджия замирает на месте, не желая слышать собственный голос в тишине.

Бобби стоит рядом с Лиз. Повторяет за Полом. Девушка чуть вздрагивает — тогда он крепче обнимает ее. Мэри — далеко позади, у самой стены.

Сюзан пришла в себя, открыла глаза. Выбрала первый объект: Пол и Джорджия. Опустив взгляд, они отступают. Сюзан видит Лиз и Бобби. Сестра пытается сделать шаг вперед, подойти к ней, но Бобби, плотно сжав руки, не пускает девушку. Зрачки Сюзан двинулись дальше, остановились на Мэри. Та исчезает.

Сны вернулись к ним: кровь на снегу, маленькая девочка с косичками, окровавленная женщина с бутылкой виски, горящая фабрика, рождающийся на свет демон… Сюзан улыбается, и все осознают, что видения посланы ею.

— Скоро… — шепчет она.

Ее звонкий голос слышен сквозь звук ламп и аппаратов, отскакивает от стен. Это первое и последнее слово, произнесенное Сюзан за прошедшие пять лет. Когда она умирает, ее глаза не закрываются. Не закатываются. Они остаются открытыми — в ту секунду, когда на экране кардиомонитора медленно начинает свой путь одна длинная линия.

Сначала никто даже не дышит. Они предчувствуют: надвигается что-то ужасное.

Следующие несколько дней пролетели быстро.

В пятницу ранним утром Джорджия и Пол уехали первыми. Когда они вышли из больницы, Джорджия точно знала, что сделает, как это будет выглядеть со стороны и что скажут люди. Но она все равно не сдержалась: поцеловала Пола в щеку и, взяв за руку, предложила поехать на ее машине.

Когда они вошли в ее дом, Джорджия подала ему знак не шуметь. У Пола тряслись руки, и она сделала кофе, щедро добавив бренди в обе чашки. Они сели рядом за кухонным столом, усыпанным крошками от печенья.

— Еще бренди? — спросила она.

— Да… Если честно, я бы не отказался.

Он разом уничтожил полчашки, и Джорджия до краев наполнила ее вишневым напитком.

— Помои, — сказал Пол, делая новый глоток.

— Ой, прямо-таки само очарование.