Эдуард Катлас - Создатели

Лекс пробовал. Пытался хотя бы понять, каким образом может найти Михаила. Вспоминал, какие ощущения испытал, когда Михаил впервые появился в мире долины. А после этого старался вызвать это чувство сознательно. Понять, где его «тренер», за какой горой, сверху или снизу, внутри него или под ближайшим камнем? Но при том, что местная, дичайшая система координат еще не уложилась в голове у Лекса, все попытки оказывались тщетны. Направления «возраст — система ценностей — уровень развития — расстояние до тела — еще сотня НЕ ЗНАЮ ЧЕГО» тяжело было уложить в логику мышления одаренного, но все-таки обычного мальчика. Лекс не считал себя гением. Может, умел рисовать — это да, но это не делало его сверхчеловеком, способным ориентироваться в N-мерном пространстве, где даже отдельные оси координат заданы весьма условно.

Но Лекс продолжал стараться. А так как эти старания занимали некую пассивную часть его разума, заодно успевал придумывать новые дома для светлячков.

Многие претендовали на дуб, но перенаселять его было неправильно, и это понимали даже светлячки. Как говаривали классики, у каждого ручейка и у каждой рощи — свой дух. А у каждого дерева — своя птица. Поэтому дуб достался только одному. Самому, как показалось Лексу, нуждающемуся именно в этом дереве.

Нестрашно, места много.

Хотя и светлячков у него теперь тоже было немало.

Не все из них соглашались на то, чтобы занять предложенное им место. Некоторые прилетали и улетали, исчезали в других мирах. Лекс это видел. Хотя мерцание теперь было повсюду. Речь шла даже не о сотнях — о тысячах!

Лекс научился их различать. Научился за ними следить. Вот один подкрался сзади, но не испугался, когда создатель этого мира повернулся к нему лицом. Наоборот, прибавил скорости и врезался — прямо в грудь мальчика. Из-за одежды Лекс не увидел, стал ли на этот миг прозрачным, засветился ли на мгновение огонек в его сердце, но ткань рубашки все же пропустила слабый свет — вспышку, подтверждающую, что слияние произошло.

Лекс получил крошечную частичку энергии, вместе с еще одной порцией заглушенной, наверное, лекарствами, боли. Он научился, да, научился их различать. Старик, умерший в постели, в окружении родных, возможно медсестер. Скорее всего, женщина, ибо чувствовалась в этом светлячке некая попытка защитить, оградить и приласкать мальчика. Но силы их настолько поверхностны, настолько слабы, что уловить эти ощущения было почти невозможно. Каждый раз Лекс мог поверить, а мог посчитать, что ему просто мерещится. Разница неощутима.

Своих духов получили холмы. И кусты. И ближние скалы. И даже башни крепости — даже на них нашлись желающие. Сложность состояла в том, что Лекс знал, почувствовал сразу, что даже ему будет крайне сложно что-то теперь изменить в этом мире. Поменять течение реки. Или заставить дуб плодоносить яблоками. После того как на защиту вставал дух, даже мастер этого мира оказывался ограниченным в своих возможностях.

Сначала Лекс пытался отбиваться от светлячков, решивших стать его «духами». Это было болезненно, чаще всего неприятно и для Лекса — чем-то напоминало каннибализм. Но светлячки все прибывали и прибывали, и многие из них избирали Лекса. Может быть, считали, что с ним будет веселее. Или спокойней. Или надежней.

Или они вообще ни о чем таком не думали, лишь пытаясь попасть в наиболее знакомую для них оболочку.

Мальчик почувствовал Михаила лишь после того, как обошел почти всю долину, не забравшись разве что на дальние холмы. Просто понял, что точка «неизвестно где — по неизвестно каким координатам» и есть Михаил. И в тот же миг понял, как может отправиться к нему в гости.

Оставалось решить, стоит ли оно того.

Если его «тренер» не лгал, что вряд ли, то в его мире Лекс окажется легкой добычей, улиткой с раздавленной раковиной, не способной противопоставить хищнику абсолютно ничего.

С другой стороны, прятаться в панцире в надежде когда-нибудь из него вырасти тоже не стоило. Кому-то даже в этом мире нужно было довериться. Михаил казался отнюдь не самым худшим из возможных вариантов.

Лекс понемногу взрослел. Как ему и посоветовали.

Он переместился. Возможно, подобный термин был здесь неуместен, но все же Лекс предпочел его. Мир долины исчез, и мальчик оказался в абсолютно незнакомом месте. Значит, переместился — что же еще?

Но его тело лежало где-то на больничной койке и не шевелилось. Так что, возможно, «переместился» — все-таки неудачное слово. Может быть, правильнее было бы сказать: представил себя в бессознательном бреду в новом месте?

Но тело на больничной койке находилось в больнице, в городе, на планете, летящей вокруг солнца, так что даже его нельзя было считать абсолютно неподвижным. Оно тоже перемещалось, хотя делало это плавней и более предсказуемо, чем неожиданные прыжки между мирами.

Сейчас для Лекса это был всего лишь выбор удобного наблюдателя. Иными словами — с какой точки удобней следить за процессом, чтобы получить максимально полезную для себя информацию. Наверное, полезную для выживания. Он так надеялся.

Поэтому Лекс предпочел выбрать в качестве наблюдателя себя самого. И поэтому он — ПЕРЕМЕСТИЛСЯ.

Увидел он совершенно не то, что ожидал. Никакого простора, никакой долины, леса или пустыни. Хоть чего-то, что он мог бы себе представить.

Он попал в банальное закрытое помещение, замкнутое, с низким потолком, без малейшего намека на окна и всего одной дверью. Вернее, проемом — двери как таковой не наблюдалось. И стены. Стены были до безобразия однообразны. Лекс даже подошел и осмотрел красные кирпичи, кладку, раствор между кирпичами, чтобы понять, что в них не так? Что его раздражает настолько сильно в обычной стене?

— Это из детства, — благожелательно пояснил Михаил, заходя в комнату. — Знаешь, у меня кровать стояла у стены. Дом был хороший, новый такой дом, теплый. Даже простенки были кирпичные, в один слой, конечно. И вот прямо у изголовья штукатурка слегка отвалилась — кирпичей пять, может, оголилось. А родителям все не до ремонта было. Так я каждый день перед сном на эти кирпичи смотрел. После нескольких лет я каждую царапину на них помнил. Каждую каверну в растворе потрогал. У меня на их поверхности иногда целые баталии разыгрывались. Красные шли на белых, потом роботы на людей, а люди на арахнидов. И когда здесь, — Михаил развел руками, — пришла пора создавать надежный дом, я выбрал эти кирпичи. Их-то точно у меня никто заменить не сможет. Мое.

— И повторил пять кирпичей на всю комнату? Стык в стык? — подсказал финал Лекс.

— Во всех комнатах. У меня их немного — всего четыре. И холл — пятый. Там, где твой дуб.

Михаил отвел руку в сторону, предлагая Лексу выйти из помещения.