Елена Хисамова - Ужасное наследство

Её нашла Петровна. Анюта лежала в самой тёмной части перехода. На ней не было ни белья, ни халата. Только серебряное распятие, данное ей при крещении отцом Серафимом, осталось на шее. Петровна не растерялась. Где-то в недрах перехода шустрая бабка раздобыла каталку. Она умудрилась в одиночку поднять на неё Анну и рысью помчалась с ней к грузовому лифту, чтобы подняться в отделение. Акоп, увидев Анну на каталке, не задавал лишних вопросов, а покатил девушку в операционную. При осмотре он недоумённо цокал языком и качал огромной патлатой головой. Всё тело Анны до шеи, на которой висело распятье, покрывали мелкие укусы. Кое-где они ещё сочились кровью, но большинство ранок начало затягиваться. Хирург промыл повреждения, поставил Анюте капельницу, и они с Петровной перевезли девушку в ординаторскую. Она очнулась через сутки. Тело полыхало жаром, укусы зудели и чесались. Анюте постоянно слышались голоса, вернее один голос, постоянно менявший тембр от хихиканья до грозно рычащих басовитых раскатов. Он повторял одну и ту же фразу: «Моя сладенькая, моя вкусная девочка». Анна мотала головой, зажимала уши руками, и слёзы без остановки текли из её глаз. Акоп всерьёз забеспокоился о душевном здоровье Анны. Врач пригласил для консультации больничных психологов и психиатров, которые пришли к единому мнению – девушка на грани психического расстройства. Ей просто необходима срочная изоляция и медикаментозная терапия.

Так Анюта попала в психиатрическую больницу. Конечно, Акоп сделал всё, чтобы она не лежала в общей палате, и методы лечения к ней применялись самые современные и щадящие. Всё равно психбольница отложилась в памяти девушки, как не прекращавшийся кошмар. Всех посетителей, что приходили к ней, она умоляла забрать её с собой – подальше от ненормальных людей, их животных криков днём и ночью. Она доказывала, что совершенно нормальна. Что голос оставил её, наконец, в покое, а лекарства можно принимать и дома. Анна врала – голос никуда не исчез, не оставлял её даже во сне, и девушка совсем перестала спать. Больные пугали её пустыми глазами, резкими движениями или, наоборот, заторможенным видом. Она боялась действительно сойти с ума в печальной обители безумия. Акоп сжалился и забрал её под свою ответственность, договорившись с заведующим больницей.

Немного подлечившаяся и успокоившаяся Анна не смогла заставить себя выйти на работу. Она даже близко не хотела подходить к больничным корпусам. Янко уговаривал её отдохнуть, найти какое-нибудь занятие по душе. Даже предлагал поехать вместе в санаторий на Черноморское побережье. Но девушка не хотела портить ему отдых. Она опять полюбила в одиночку гулять по Москве. В шуме города голос в её голове звучал намного тише, и страх не грыз сердце так сильно. Она часто заходила в маленькую церковь на Старом Арбате. Только там на неё опускался покой, окутывал её оболочкой защищённости и дарил ощущение счастья. Церковь стала единственным местом, где девушка чувствовала себя в безопасности. Анна решила уйти в монастырь.

Анна набралась решимости оставить мирскую жизнь в прошлом. Она схватилась за веру, как умирающий больной за любую сомнительную возможность на исцеление. Дни напролет девушка проводила за чтением Библии и молилась, молилась. Страх отпускал ледяную хватку, дышать становилось свободнее и легче. Она уже не вздрагивала от каждого шороха и не прислушивалась к себе: не зазвучит ли вкрадчивый голос в подсознании. Анна уверилась, что обязательно осуществит обдуманное намерение, но в жизни всё задолго решено за нас.

С сестрой Янко происходило нечто странное. В последнее время Аннушка не сильно вникала в рассказы друга, просто ей было дело только до себя. Страшное происшествие с Анной в больнице пошатнуло их взаимоотношения – они отдалились друг от друга. А всё из-за того, что Янко не одобрял её погружения в религию. Но однажды поздним вечером парень пришёл к ней с твёрдым намерением – заставить устроиться на работу в одну из престижнейших клиник города. Анна не понимала, зачем ему это надо. Янко юлил, отводил взгляд и объяснял причину сбивчиво, со сплошными недомолвками. Наконец, он решился и рассказал девушке правду.

Муж Шукар так рьяно хотел сделать ребёнка молодой красавице жене, что трудился на этой почве «не покладая рук». Но Господь явно бойкотировал его затею. То ли дело было в возрасте мужчины, то ли в чём ещё – не получалось у Шукар забеременеть. И тогда он повёл жену в самую лучшую клинику в столице, чтобы профессионалы им помогли ребёнка зачать. Опытные врачи – асы экстракорпорального оплодотворения, преуспели в этом. Только с Шукар непонятное твориться стало, словно женщину подменили после подсадки эмбриона. Конечно, Янко знал, что беременные становятся капризными и раздражительными. У них изменяются запахи и вкусы, и тошнит постоянно. Пусть бы так, но у сестры совсем по-другому беременность проявлялось. Странная она стала, чужая. А ещё все окружающие рядом с ней неуютно себя чувствовали. Поэтому и пришёл он к Анне – просить её устроиться на работу в клинику и понаблюдать, может эксперименты какие-нибудь запрещённые на женщинах там ставят без их на то согласия. Анна долго отнекивалась. Янко настаивал на своём, как никогда. Но решающую роль сыграли грубые слова цыгана: «Мало я для тебя сделал? Считай, что пришла пора платить по счетам». Наверное, именно тогда это стало началом конца их дружбы и несостоявшейся любви. Увидев глаза девушки, полные обиды и боли, Янко попытался сгладить ситуацию, говорил в оправдание цветисто и витиевато пустые ненужные фразы. Анне от них стало ещё противнее. «Помогу. Теперь, прошу тебя, уйди». – Только и смогла сказать в ответ. Янко подошёл к двери, постоял немного на пороге, словно ждал, что она передумает, потом махнул рукой и ушёл. Так, от необдуманно сказанных слов, рухнула их дружба.

Огромные связи стареющего мужа Шукар и немалые деньги цыганской диаспоры сделали должное дело. Анна в недельный срок оформилась в реанимационное отделение самой престижной клиники акушерства и гинекологии Москвы. Она должна была внимательно наблюдать и попытаться выяснить, нет ли странностей в работе врачей, и не проводятся ли на базе клиники сомнительные эксперименты над беременными женщинами. Но больше других, её просили следить за Андреем Григорьевичем Смирновым – вашим покорным слугой, прошу любить и жаловать. Да, да, именно так. Анна устроилась на работу, буквально, чтобы шпионить за моей профессиональной деятельностью. Надо отдать ей должное, девушка делала это с похвальной осторожностью. Даже демон, угнездившийся во мне, не заподозрил за собой наблюдения. Хотя о чём я, невежественный смертный рассуждаю? Скорее всего, оккупировавшее моё нутро чудовище, прекрасно знало про и Анну, и про то, какова её роль во всей этой истории. Как бы то ни было, я Анну не замечал, разве что при встрече изредка кивал на бегу. Зато она пристально следила за мной, за посещавшую клинику Шукар, выспрашивала у лаборанток результаты анализов моей подопечной клиентки. Девушка пыталась войти в доверие и к моему верному оруженосцу – Ефимовне. Но та была тётка прожжённая, к людям недоверчивая, так что все попытки Анны подойти ко мне ближе со стороны ушлой бабы, с треском провалились. Девушке не нравилось то, что она делает, ей претила вынужденная слежка, постоянное напряжение и ложь. Она мечтала о монастырском покое, о погружении в себя. Она хотела, чтобы всё быстрее уже закончилось, и Шукар родила здорового нормального ребёнка. А Янко перестал беситься в непонятной братской ревности и отстал от неё, в конце концов. Но по мере увеличения срока беременности его сестры, увеличивались и странности, окружавшие процесс. Отстраненным видом Шукар напоминала живого мертвеца, как в фильмах ужасов о зомби. С ней было не только страшно находиться рядом. Окружающих охватывало чувство гадливости, будто находишься рядом со зловонным отстойником. Непосредственно запаха не было, но подспудно чувствовалось именно так.