Владислав Выставной - Массовка

– Кто приносил жертвы… во имя меня? Скажи, скажи правду!

Херувим стал бледен. И во взгляде его вспыхнула обида.

– Но ведь ты не был против, Хозяин! – выкрикнул он. – Ведь ЭТО НУЖНО ТЕБЕ!

Наступила тишина.

Артемий изумленно смотрел на Херувима.

Вот, значит, как…

Вот кто устроил огромную кровавую постановку… А дурачок Глист, Старик, Аня – всего лишь декорации в игре со смертью?

Но ради чего все это?!

– Да… – произнес голос – устало и печально. – Это было нужно мне… И нужно теперь. Снова и снова.

– Так прикажи! – взвизгнул Херувим и обратился взором к толпе, словно ища у нее поддержки. – Прикажи! Сделай свой выбор! Массовка еще не приняла решения.

– Я уже сделал свой выбор…

Голос изменился. Он стал тише, превратившись из небесного гласа в обычный, человеческий.

Хозяин вышел из полумрака, направившись в центр арены. Осунувшийся. В полосатой арестантской робе. Словно говоря: теперь я один из вас.

В глазах Артемия потемнело. Он сделал шаг вперед. И крикнул в отчаянии:

– Стойте! Не надо никакого выбора! Послушайте, что я скажу!

Артемий дышал тяжело, хрипло, слова не слушались его. Но теперь его должны услышать. И этот человек тоже должен услышать!

– Я нашел твою дочь! Ты слышишь?! Ведь ты этого хотел – а не жертв, не мук, не крови! Твоя дочь…

И снова этот жуткий, вездесущий смех…

Из беснующейся толпы статистов вышел человек. Как все – в робе, что висела на нем неестественно, как на плохом манекене. Неудивительно: Переходящему дорогу ни к чему подобный маскарад.

– Он уже знает, – сладко протянул Переходящий дорогу. – Как обидно – ты снова оказался некстати.

– А ты опять нарушил свои правила… – чуть слышно сказал Артемий.

Он не чувствовал рук, ног – словно те отмерли. И мысли расплылись жалким киселем.

Все напрасно. Все зря. Он действительно лишний…

Хозяин бесцветно глянул на Артемия и сказал, обращаясь ко всем и, в то же время, ни к кому:

– Теперь я один из вас. И мой выбор…

Он бросил взгляд на трибуны и тут же отвел, словно ему стало больно.

– Я выбираю себя.

– Что?! – потрясенно произнес Херувим.

– Следующей жертвой буду я, – твердо сказал Хозяин.

– Но как же… – растерянно протянул Херувим.

А массовка уже кипела жутким горячечным ликованием – словно наступал апофеоз, ради которого и было задумано это представление.

Переходящий дорогу уставился на Павла странным взглядом – словно не знал, что делать, что говорить. Похоже, он пребывал в растерянности.

– Остановись, – сказал он, и из его голоса исчезла извечная саркастическая нотка. – Зачем же ты сам лезешь в ад? Оставь все, как есть – и может, жизнь вернется к тебе…

– Как мило, – бледно улыбнулся Павел. – Мне непонятна твоя забота. К чему бы это?

Артемия скрутило от ненависти. Теперь он крикнул в полный голос:

– Переходящий, ты снова передергиваешь!

Переходящий дорогу проигнорировал Артемия. Только его коронная улыбочка почему-то не появилась в ответ.

Павел с вялым интересом взглянул на Артемия и снова обратился к Херувиму:

– Что же… Я готов.

Похоже, никто, кроме Артемия и Павла не видели Переходящего дорогу.

Или делали вид, что не видели.

А, может, просто не пришло их время.

Молчаливая толпа высыпала под вечернее небо. Массовка не видела и не желала видеть ничего вокруг: ни открытые ворота, ни разорванную «колючку», ни отсутствие охраны, ни темнеющие вдалеке БТРы. И уж конечно, никто не видел снайперов, изумленно таращащихся в оптические прицелы на множество людей в нелепых полосатых робах.

За их спинами, в ожидании приказа приготовились обученные, решительные, не страшащиеся смерти люди долга. Каждый из них знал: есть что-то выше, чем жизнь каждого из них. Есть что-то выше, что-то такое, за что не страшно умирать. Правда, не каждый смог бы сказать – за что именно.

Еще дальше, в какой-то сотне метров отсюда, очень важные люди, ругаясь и оплевывая друг друга, никак не могли решить, что делать с этим проклятым лагерем и особенно – его хозяином. Кого считать бандитами, кого заложниками, кого преступником, а кого жертвой.

Это все там – бесконечно далеко.

А здесь люди ждут чуда. Страшного, бесчеловечного чуда.

Нелепым чужеродным телом смотрится здесь суетливая съемочная группа, прожектора, камера, скользящая по рельсам.

Массовка отлично подготовилась к последним съемкам. Нет такого грима, который способен передать настоящее страдание. Только зритель почему-то не хочет видеть настоящее. Он предпочитает рафинированную, смягченную имитацию. Настоящее слишком ужасно, чтобы выглядеть правдоподобным.

В работу вступает вторая камера – на длинном и ловком кране. Она смотрит прямо в глаза героя.

Павел стоит перед распахнутым зевом крематория. Пора приносить жертву.

Главную жертву.

Все мы жертвуем чем-то и ради чего-то. Обычно – одними глупыми желаниями в пользу других, не менее глупых и бессмысленных. И умирая, просто закапываем свою жизнь в землю.

Мало кому приходит в голову отдать ее ради чего-то стоящего.

Особенно, если твоя жизнь никому на этой земле не нужна.

– Ты хотел доказать массовке свою силу? – кричал Переходящий дорогу. – Ну и что же?! Массовка просто сожрала тебя, переварила и не заметила! Ты лишний! Вы все здесь лишние!

Павел медленно шел к крематорию. Он улыбался.

– Сейчас ты просто сотрешь себя – еще одно доказательство того, что ты никогда и никому не был нужен! Тебя просто нет! – визжал Переходящий дорогу.

Над трубой стелилось марево раскаленного воздуха.

– Я не лишний, – тихо сказал Павел и взглянул прямо в глаза Переходящего. – Я просто не там искал. И доказывал лишь тем, кто меня не слышал.

– И что изменилось? – произнес Переходящий. Остановился. – Кому и что ты доказал?

– Смотри, – сказал Павел.

Среди обезумевшей толпы, ждущей последней жертвы, трудно заметить одно-единственное лицо.

Плачет девушка. Не от страха, не из жалости к самой себе. Плачет по нему.

А где-то далеко-далеко, совсем другая вовсе не думает плакать. Она удивленно смотрит на мир, понимая: что что-то пошло не так в хорошо продуманном плане. Ее ждет что-то новое, нежданное и удивительное.

Железные двери замыкаюся с голодным лязгом.

Жирный дым валит из трубы.

Долг оплачен.

Пламя. Боль.

Вспышка. Тьма.

Тьма.

ЭПИЛОГ НА ВЫБОР:

ИНТРИГУЮЩИЙ

Свежий ветер разгоняет дурман. Болит голова – но боль говорит о том, что ты жив и способен чувствовать, что ты – самый обыкновенный человек, а не клетка, или щупальце фантомного монстра.

И нет больше томительного чувства обреченности. Упорхнуло – вместе с дымком из трубы страшного кирпичного здания. Теперь не приходится занимать чье-то место в мрачной очереди.