Дэнис Уитли - Против тьмы

— Да, но всему есть предел.

— При чем здесь предел? Вы, очевидно, считаете левитацию невозможной, но, живи вы лет пятьдесят назад и попробуй кто-нибудь убедить вас в возможности беспроволочной связи, вы и это сочти бы невозможным?

— Кто знает, — неожиданно согласился Рэкс. — Но я не понимаю, к чему вы клоните. Гипноз всего лишь демонстрирует возможности человеческой воли.

— Ага! Вот именно. Воли к добру или воли ко злу. В этом-то вся загвоздка. Человеческая воля напоминает беспроволочное радио, которое, будучи соответствующим образом настроено, может улавливать волны, пронизывающие все вокруг и невидимо воздействующие на нас.

— Невидимое воздействие — я где-то уже слышал эту фразу.

— Нет сомнений. Выдающийся специалист по умственным расстройствам, возглавляющий наши государственные психиатрические больницы, написал книгу с таким названием, и все, в чем я пытаюсь уверить вас, не составляет и десятой доли того, о чем он пишет на ее страницах.

— Просто удивительно, почему его самого не заперли в одном из этих заведений.

— Рэкс, Рэкс, — с оттенком грусти улыбнулся де Ришло. — Попытайтесь все-таки смотреть на вещи шире, друг мой. Верите ли вы в чудеса, сотворенные Иисусом Христом?

— Разумеется.

— А в чудеса, содеянные его учениками и другими святыми?

— Конечно, но им была дана свыше особая сила творить их.

— Вот именно, некоторая особая сила. Но вы, вероятно, станете отрицать, что Гаутама Будда и его ученики тоже могли совершать похожие чудеса.

— Думаю, что нет. Ведь сейчас, пусть это и очень сомнительно, многие считают Будду своего рода индийским Христом, святым человеком, которому также могла быть дарована свыше некая сила.

Герцог, облегченно вздохнув, откинулся в кресло.

— Наконец-то, друг мой, мы, кажется, достигли в чем-то согласия. Если вы допускаете, что творить чудеса — как вы называете их, возражая против слова магия, — могли разные люди, живущие в разные странах и в разное время, тогда вы не станете отрицать, что и другие мистики также могли совершать нечто подобное в иных местах нашей планеты, и, следовательно, существует некоторая сила, не зависящая от нас, и ею можно воспользоваться, если вступить с ней в контакт.

Рэкс рассмеялся.

— Боюсь, мы смешиваем здесь все в одну кучу, но мне трудно возразить вам.

— Слава богу! Давайте нальем еще по стаканчику, мне это было бы очень кстати.

— Сидите, я принесу, — проворно вскочил на ноги Рэкс. — И тем не менее, — медленно добавил он, — из того, что некоторым людям дарована свыше сверхъестественная сила творить добро, вовсе не следует, что в черной магии есть какой-то смысл.

— Значит, вы не верите в колдовство?

— Конечно, нет, как никто в наше время.

— Неужели? Как вы думаете, когда состоялся последний суд над колдунами?

— Думаю, что не менее ста пятидесяти лет назад.

— Ошибаетесь — в январе 1926 года в Мелуне под Парижем.

— О, вы смеетесь надо мной! — сердито воскликнул Рэкс.

— Отнюдь, — торжественно заверил его герцог. — Обратитесь к судебным архивам, и в них вы найдете подтверждение сказанному мной. Итак, вы сами видите, насколько неточно ваше утверждение, что в наши дни никто не верит в колдовство. Более того, всем известно, что тысячи и даже миллионы людей верят в существование дьявола.

— Скорее всего, это простые необразованные люди.

— Пусть так, но каждый мыслящий человек должен согласиться, что сила зла существует.

— Почему?

— Мой дорогой друг, все качества имеют свои противоположности: любовь и ненависть, наслаждение и боль, щедрость и скупость. Как смогли бы мы различить добро, содеянное Иисусом Христом, Лао Цзы, Ашокой, Марком Аврелием, Франциском Ассизским, Флоренс Найтингейл и тысячами других, если бы не существовали такие мрачные фигуры, как Ирод, Чезаре Борджа, Ландрю, Иван Крюгер и другие?

— Вы правы, — после короткой паузы согласился Рэкс.

— А если так, и если неустанное культивирование в себе добра может наделять людей особой силой, то почему нельзя допустить, что неустанное культивирование зла также способно наделять людей силой — но особого рода?

— Мне кажется, я начинаю понимать, к чему вы клоните.

— Отлично! А теперь, Рэкс, послушайте, — серьезно произнес герцог, подавшись вперед. — Я попытаюсь раскрыть перед вами то немногое, что мне известно об эзотерическом учении, дошедшем до нас из глубин веков. Вам, вероятно, знаком миф об Ормузде и Ахримане, вечных властителях света и тьмы? Они считались равными друг другу по силе и находились в постоянной борьбе. Первый способствовал процветанию человеческой расы, а второй стремился уничтожить ее. Все древние культы солнца и природы, празднования весны и тому подобное — всего лишь внешние проявления этого мифа, поскольку свет отождествлялся со здоровьем, мудростью, ростом и жизнью, а тьма означала болезнь, невежество, распад и смерть.

В своем наивысшем смысле свет символизировал возрастание духа до такой степени совершенства, когда он мог отказаться от телесной оболочки и тоже стать светом. Однако путь к совершенству долог и труден, а человеческая жизнь коротка; именно отсюда следует широко распространенная вера в перевоплощение, в то, что мы рождаемся вновь и вновь до тех пор, пока не начнем презирать нашу плоть. Это настолько древнее учение, что никто не может с уверенностью указать его источник, однако оно составляет скрытую суть всех религий мира. Рассмотрите с этой точки зрения учение Иисуса Христа, и вы с удивлением заметите, что до сих пор не смогли понять истинный смысл его слов. Разве не сказал он: «Царствие Божие внутри нас» и разве не возвестил своим ученикам: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду», — давая понять, что не только он лично смог достичь совершенства, но и каждый из его последователей обладает внутренней потенцией достичь того же.

— Ну это, пожалуй, чересчур, — буркнул Рэкс.

Де Ришло словно запнулся на мгновение, но затем, не обращая внимания на его реплику, неторопливо продолжал:

— К сожалению, и в наше время ночи отпущено розно столько же часов, сколько и дню; силы зла столь же активны как и тогда, когда мир был молод, и, как только появляется учитель, являющий собой свет, тотчас сознание его последователей начинает затуманивать жадность, борьба за власть и невежество. Учение искажается, и его простота теряется и забывается в помпезных церемониях и тщательном исполнении потерявших свое значение обрядов. Однако истина никогда не была абсолютно утеряна, и всегда находились люди, которые провозглашали ее или же, если время не благоприятствовало этому, тайно передавали немногим избранным.