Дональд Уэстлейк - Людишки

В кабине стоял шум, и разговаривать было трудно, но можно. Обычно Джек и Мария-Елена почти не общались в воздухе, особенно на обратном пути, после долгих и скучных бесед на двух языках. А вот сегодня, минут через пять после взлета, новый пилот хмуро посмотрел на Марию-Елену и сказал:

— Почему я вас откуда-то знаю?

Иногда это еще случалось. Люди продолжали помнить Марию-Елену, звезду эстрады, сиявшую так ярко и так недолго. На сцене она пользовалась только именем Мария-Елена, и зрители на концертах хором скандировали его: «Мария-Елена! Мария-Елена!» Как будто она была великой мастерицей футбола.

Но эти времена давно прошли. Если теперь кто-нибудь вспоминал или притворялся, будто вспомнил ее, Мария-Елена всячески старалась отбояриться. Что проку ворошить полное боли прошлое? Всем хочется узнать, почему она вдруг взяла и исчезла, когда ее слава росла, пластинки занимали первые места (она даже записала один альбом по-испански), а имя вот-вот должно было прогреметь на весь мир.

Да разве ж могла она говорить на эту тему? О том, что тело ее — скверна, муж с омерзением бежал прочь, а дети мертвы. О том, что она больше не может петь, что в душе ее уже нет музыки. О том, что, стоило ей употребить свой авторитет и громкое имя на настоящее дело, стоило восстать против тех, кто уничтожает Землю и живущих на ней людей, как радио, телевидение и газеты ополчились на нее и заставили замолчать. Рабочие места интересовали общество больше, чем здоровье людей. Кошельки были важнее детей.

Поэтому, когда пилот предположил, что знает ее, Мария-Елена одарила его мимолетной отпугивающей улыбкой, словно он пытался приударить за ней, и выглянула в окно, чтобы посмотреть на неровную землю, проносившуюся далеко внизу.

Разговор прервался, но всего на несколько минут. Потом Мария-Елена снова неосторожно взглянула на пилота, и он улыбнулся ей, отчего его лихие усы встопорщились.

— Не больно-то доброжелательный священник там, внизу, а? — спросил пилот.

Мария-Елена удивленно воззрилась на него.

— Вы заметили это, даже сидя возле самолета?

— Я бы заметил это и с воздуха, — ответил пилот и расхохотался.

— Он думает, что весь этот позор угоден Господу, — сказала Мария-Елена. — Но почему Господь должен этого желать?

— Кому выгодно? — молвил пилот, поднимая короткий, будто обрубленный бурый палец, словно передразнивал какого-нибудь занудливого школьного учителя. — Вот главный вопрос. Им-то и надо задаваться всякий раз, когда вы хотите понять, что происходит. Кому выгодна покорность народа? Неужели Богу?

— Владельцам фабрики, — ответила Мария-Елена.

— Но не Богу? — похоже, пилот подтрунивал над ней.

Джек в одиночестве сидел сзади, он не понимал по-португальски, а стало быть, не мог принять участия в разговоре.

Марии-Елене предстояло выкручиваться своими силами. Она на полном серьезе изрекла:

— Господь создал нас. Он нас любит. Он не хочет, чтобы мы страдали. Если люди не борются с фабрикой, которая убивает их детей, Бог от этого ничего не выгадывает. Выгадывают только владельцы фабрики.

— Владельцы, — повторил пилот, которого, кажется, терзали сомнения. — О ком именно вы говорите?

— Мы все их знаем, — презрительно произнесла Мария-Елена. — Они обретаются в Рио, в домах с видом на океан, и наезжают в Бразилиа со свитой законников, чтобы клятвенно заявить, будто нынче фабрики дают меньше отходов, чем в прошлом году. Меньше, меньше, меньше, все время меньше. Мы предъявляем правдивую статистику, законники кроют лживой.

— Но ведь эти люди — не истинные владельцы, — ответил пилот. — Разве вы не знаете? Эти люди — всего лишь совет директоров, они только управляют компанией. Настоящие владельцы — акционеры.

— Все они одним миром мазаны, — заявила Мария-Елена.

— Не скажите, — по-видимому, этот разговор по какой-то причине забавлял пилота. — Держатели акций никогда не наезжают в Бразилиа и не делают клятвенных заверений. Им ни разу не приходилось никому лгать. Они даже не появляются в Бразилии. Думаете, они дышат этим воздухом? Разве что раз в год, во время карнавала.

Мария-Елена нахмурилась.

— Но ведь компания-то бразильская, — возразила она.

— Здесь только бразильский филиал, о нем вам известно. Но правление компании далеко отсюда, и акционеры живут не в Бразилии.

— Где же они живут?

«Я поеду туда, — подумала Мария-Елена. — С фотографиями и цифрами. Почему они не смеют признать свое соучастие в содеянном? Почему им даже не приходится лгать?»

— Где живут? — пилот посмотрел вниз, на реку цвета меди, вдоль которой им предстояло лететь следующие полчаса. — Одни в Британии, другие — в Германии, Италии, Гватемале, Швейцарии, Кувейте, Японии. Но большинство — в Соединенных Штатах.

— В Соединенных Штатах?

— Многонациональная корпорация не несет ответственности ни перед какой страной, — объяснил летчик. — Но зачинщиками затеи были американцы.

— Они не могли устроить такое в Америке, вот и приехали сюда.

— Разумеется, — ответил летчик и засмеялся.

Какое-то время они летели в молчании. Мария-Елена предавалась раздумьям. Разбито столько жизней, в том числе и ее собственная, а она даже никогда не увидит людей, повинных в этом. Тех, кому выгодно. Злодеяния свои они творят здесь, но сами держатся поодаль, и до них не доберешься. Иногда ее обуревали мечты об исправлении несправедливостей, о спасении тех, кто еще не отравлен. Но она даже не предполагала, что мечты эти могут оказаться настолько праздными. Здесь, в Бразилии, ей ничего не добиться, потому что решения принимаются на севере, за несколько тысяч миль отсюда, и принимают их люди, которые никогда тут не бывали и, возможно, даже не осознают последствий своих решений, поскольку ни разу не видели воочию плодов собственных деяний.

Как же до них добраться? Ведь они в такой дали. Это лишь мечты, еще более сумасбродные, чем лелеемое когда-то желание ворваться в одну мансарду в Рио, из которой открывался роскошный вид на Сахарную Голову, нарушить привычный ход вечеринки и с криком и плачем показать гостям в смокингах и бальных платьях фотографии. Попробовать убедить, объяснить. Теперь даже эта мечта покинет ее, теперь и она не поможет Марии-Елене уснуть по ночам: ведь мужчины в смокингах и женщины в бальных платьях — всего лишь куклы, игрушки, управляемые откуда-то из-за горизонта. Без мечты, без ложной веры в возможность исцеления ей уже никогда не сомкнуть глаз. О чем же мечтать теперь?

— В США находится штаб-квартира ООН, — сказала она после долгого молчания.

— Что?

Мария-Елена повторила свое последнее высказывание, и пилот согласно кивнул.

— Правильно, в Нью-Йорке. Но что с того?

— До Нью-Йорка мне не добраться, — ответила она.