Дональд Уэстлейк - Людишки

Пэми попятилась от окна, присела на раскладушку и попробовала заставить себя успокоиться. Не важно, что кошмары приходят почти еженощно, не важно, как часто они повторяются. Эти сновидения по-прежнему повергают ее в ужас и часами терзают после пробуждения. Они по-прежнему не дают ей смежить веки. «Так больше нельзя, — подумала Пэми. — Мне необходимо поспать».

Она посмотрела на дощатую стену под окном. За досками был спрятан чемоданчик, в котором до сих пор лежали деньги, все до последней бумажки. Пэми даже ни разу не пересчитала их, просто принесла домой, отодрала доски, сунула чемодан в углубление, поставила щит на место и продолжала жить прежней жизнью, отлавливая клиентов из Европы и зарабатывая на пропитание. Она обреталась в этом «общежитии», набитом такими же шлюхами, сводниками и крутыми грабителями. Ничто не изменилось, только сны.

«Это должно прекратиться», — думала Пэми. Ей был невыносим каждый вздох, потому что в воздухе все время висел смрад того гостиничного номера, темного, отвратительного, залитого кровью. Ей необходимо выспаться. Но она не может спать. «Мне надо выбраться из этой каморки», — подумала Пэми.

Весь ее скудный гардероб помещался в верхнем ящике шкафчика. Пэми выбрала платье (то, светло-зеленое, она уже давно выбросила) и обула башмаки, потом достала из-под раскладушки молоток. Дабы уберечься от нежелательных ночных посещений, она делала то же, что и остальные обитатели «общежития»: прежде чем лечь в постель, приколачивала к полу перед дверью деревянный брус, не дававший открыть ее снаружи. Подсунув молоток под брус, Пэми оторвала его, спрятала вместе с молотком под койку и вышла в темный коридор, где стоял более привычный дух мочи и дрянной снеди. Закрыв за собой дверь (на ней не было ни задвижки, ни замка), Пэми зашагала к лестнице, озаренной слабым светом от входной двери. Она хотела спуститься и выйти на улицу, но в последнее мгновение передумала и пошла вверх. Преодолев четыре крутых скрипучих пролета и еще маленькую железную лесенку, привинченную к стене, Пэми очутилась на крыше.

Люк часто оставляли открытым, сегодня он тоже не был заперт, и Пэми вылезла из него, опираясь ладонью о застеленную толем крышу, еще хранившую солнечный зной. Медленно подойдя к фасаду здания, она села на парапет, достигавший коленей, и посмотрела сквозь кроны деревьев на проулок. В темноте утрамбованный грунт дороги казался мягким, похожим едва ли не на подушку.

«Интересно, почему я убила датчанина? — думала Пэми. — Что мне было нужно? Теперь я хочу только спать, устала копаться в этом дерьме. Хватит с меня этого дерьма. Хватит этих клиентов, похожих на датчанина, хватит этого дерьмового жилья, где приходится заколачивать себя гвоздями. Не надо мне этой поганой болячки в крови. Что же будет, когда появятся язвы? Тогда уж никто не даст мне двадцать шиллингов. Тогда уж меня и задарма никто не трахнет. Что же мне было нужно? И что нужно мне теперь?»

Пэми подняла глаза и пожалела, что на небе нет звезд. На глаза ее навернулись слезы, и Пэми устремила их на небосвод, жалея, что звезд сегодня не видно. Она расслабилась, глядя вверх, стараясь ни о чем не думать. Просто отдохнуть и наплевать на все…

— Хочешь спрыгнуть?

Пэми испуганно оглядела крышу. Она хлопала глазами, и слезы падали с ресниц.

— Где вы? Кто вы?

Голос был женский, но откуда он доносился?

— Я тут, — ответила женщина и помахала рукой; она сидела в углу крыши, опираясь спиной о низкий парапет. — Если пришла охота прыгать, дай я сперва спущусь вниз.

— Не собираюсь я прыгать, — ответила Пэми. Она встала с парапета, чуть покачнулась, потеряла равновесие, но вновь обрела его и не сверзилась вниз. — И никогда не собиралась, — добавила она угрюмым тоном человека, обнаружившего, что за ним подглядывают.

— Ты была бы не первой, кто сиганул с этой крыши.

— Но я не сиганула. Просто поднялась подышать свежим воздухом.

— Я тоже.

Пэми подошла к женщине и увидела, что та — такая же шлюха, как и она сама. Такая же тощая чернокожая девица, которой некуда податься. Пэми снова уселась на парапет, поближе к ней, но на этот раз над боковым фасадом здания. Под ней, футах в семи или восьми, виднелась крыша соседнего дома.

— Я прихожу сюда бессонными ночами и грежу, — объяснила женщина.

— Вот уж чего не люблю, так это грез, — ответила Пэми.

— Мне нравится грезить наяву, — сказала женщина. — Прихожу сюда и мечтаю о том, что бы я сделала, будь у меня много денег.

Пэми почувствовала внезапную тревогу. Много денег? Неужели это какой-то знак? Знамение?

— И что бы ты сделала? — спросила она. — Что бы ты сделала, будь у тебя много денег?

— Начала бы с того, что смылась отсюда, — ответила женщина и засмеялась.

Пэми последовала ее примеру, вспомнив о спрятанных в стене деньгах. Начнем с того, что она еще ни с чего не начала и никуда не смылась. И вообще пока ничего не предприняла.

— А куда бы ты поехала? — спросила она.

— В Америку, — ответила женщина.

Пэми бросила на нее удивленный взгляд.

— В Америку? Зачем?

— А почему нет? Ведь все богатые люди там, не так ли? Будь у меня много денег, я, естественно, пожелала бы разделить общество богатых людей.

«Что мне делать в Америке?» — спросила себя Пэми, и этот вопрос пробудил в ней какое-то странное чувство.

Женщина снова заговорила. Голос ее звучал, как колыбельная песня, казалось, она старается убаюкать себя.

— Я бы поехала в Америку, туда, где живут черные американцы. Тогда все подумают, что я тоже американка. Я говорю по-английски, как они. У меня всегда была бы вода для питья, мытья и стирки. Уж я бы тогда завела гардероб.

— Надо думать, — ответила Пэми, подначивая женщину.

— Нет, это все для полиции, — пояснила та.

Пэми нахмурилась и подалась поближе к собеседнице.

— Гардероб для полиции? О чем это ты?

— Разумеется, я не хочу, чтобы меня отправили восвояси, — ответила женщина. — Представь себе, что у меня много денег.

— Так?

— А выгляжу я, как сейчас. Прихожу в билетную кассу, сую тридцать тысяч шиллингов и говорю: «Дайте-ка мне билет до Нью-Йорка». Знаешь, что они подумают?

— Что ты богатая, — сказала Пэми.

— Нет, про меня такое не подумают, — с горечью ответила женщина: она знала, что говорит. — Про меня подумают: наркотики. Вот маленькая девочка, без чемоданов, платит наличными за авиабилет. Девушка из глухомани, прежде никогда нигде не бывала, на прошлой неделе получила новехонький паспорт. Они позвонят в Нью-Йорк и скажут: «Приглядывайте за этой девицей, когда сойдет с трапа. Пошарьте у нее в лоханке, наверное, найдете мешочки с кокаином».

— А никакого кокаина нет, — сказала Пэми и рассеянно похлопала себя по промежности, словно хваля ее за непричастность к контрабанде наркотиков.