Елена Хисамова - Дьявольские близнецы

Аркадий Семёнович привёз список документов, необходимых собрать перед подачей заявления в суд на усыновление. Но главное: надо было найти своего ребёнка. Светлана страшно волновалась. Она боялась что не поймёт, не почувствует, что это тот ребёнок, который станет родным, которого она полюбит сразу и навсегда. Павел делал вид, что разделяет волнения жены, но на самом деле он боялся выдать свой страх и безразличие к нежеланному младенцу.

…Ранним августовским утром им позвонил Аркадий Семёнович. Профессор с воодушевлением сообщил, что несколько дней назад ночью в роддом, коим заведует его жена, подкинули двух очаровательных девочек близнецов. Так что, супруги могут подъехать и посмотреть на девочек. Может одна из малышек понравится им. Светлану прямо залихорадило, когда она услышала о близнецах. Жена нервно схватила Павла за руки.

– Паша! – жалобно проговорила она. – А что, если это знак свыше? Может на небесах решили таким образом вернуть нам наших крошек? Возьмём обеих? Умоляю тебя!

– Давай не будем торопиться раньше времени, – ощущая её нервозность, ответил уклончиво Павел. – Мы даже не видели их, Свет.

Всю дорогу до роддома Светлана дёргалась, как на иголках. А Павел искал пути отступления и не находил их.

Супруга Аркадия Семёновича провела их в небольшую комнату, служившую для выписки счастливых мамочек с младенцами. Вскоре дородная акушерка внесла два небольших свёртка. Павел ожидал увидеть красные сморщенные личики новорожденных. Но малышки были белокожие, с чётко очерченными бровками и тёмными густыми ресничками. Волосёнки у них оказались длинные, рыжеватые, слегка вьющиеся на концах. Дети не кричали, смотрели серьёзно, требовательно. Павлу показалось, что они знали, о чём он думает. Словно его мозг сканировали. Светлана едва держалась на ногах от волнения и избытка чувств. Она моментально полюбила крошек. Если бы ей позволили, она забрала бы их с собой тотчас. После смотрин, заведующая провела супругов в кабинет для дальнейшего разговора. Детей унесли назад в детскую. Светлана витала в облаках, а Павел исподволь попытался выяснить, при каких обстоятельствах дети оказались в роддоме. Заведующая, как ему показалось, скрывала правду от них. С появлением детей явно было связано что-то неприятное, какая-то тайна.

Павел, под предлогом покурить, вышел на улицу. Ему необходимо было успокоиться, обуздать негативные эмоции, чтобы не расстроить эйфорию жены. На обратном пути, проходя мимо двери с табличкой «сестринская», он услышал голоса. Павел замедлил шаг. Он не хотел подслушивать, но его слух резануло одно громко произнесённое слово –

«смерть». Павел остановился и прислушался. Звякнуло стекло о стекло.

– Опять ты, Алька, за старое! Ведь клялась и божилась Грымзе, что больше не будешь на рабочем месте!

И хотя фразы невидимой ему женщины прозвучали с укоризной, Павел почувствовал в них жалость и сострадание.

– Ааа! Легко тебе говорить! Не ты же Веруньку той ночью нашла! Я, как глаза закрою, так вижу её! Спасть совсем не могу! Только спирт и спасает.

Павел узнал голос второй говорившей. Ей была та упитанная акушерка, что недавно приносила девочек на смотрины.

– Я чуть не свихнулась, когда увидела, что она с собой сотворила!

– Бедная девочка! Ты – ладно! Родителям-то каково! Мать от горя и впрямь умом тронулась. Слышь, Алевтина! А, может, ты не договариваешь чего? Не может быть, чтоб молодая красивая девка ни с того, ни с сего себя порешила.

В комнате замолчали. Вновь звякнуло стекло, и через некоторое время потянуло сигаретным дымком.

– Поклянись, что не растреплешь никому? Не хочу, чтобы думали, что допилась до чертей Алевтина. Хоть и выпивши, я была, чего теперь отпираться… Спустилась я в отделение часа в три. Дождина поливал уже вовсю, а в коридоре окошко настежь. Нахлестало воды на пол целую лужу, а Верки на посту нет! Разозлилась я страшно. Сунулась в детскую: она там, инструменты собирает. Сначала я не поняла, а потом дошло до меня: детей вроде как прибавилось!

– Неужто ничего она тебе не рассказала? Как нашла их, кто принёс?

– Ты, как менты, приставучая! Ничего! Ничегошеньки! Окрысилась на меня и выскочила из детской, как наскипидаренная! Я девочек пока осматривала, даже не подумала, что она… – замолчав, женщина пьяно всхлипнула.

– Ну, не реви, Алька! Не реви! На, утрись, не ровен час придёт кто. А когда ты нашла её, она уже мёртвая была?

– То-то и оно, что нет! – почти до шёпота понизила голос Алевтина, так что Павлу пришлось напряжённо вслушиваться в её сбивчивый ответ. – Но, смотри, если проболтаешься кому, всё отрицать буду!

– Клянусь! Рассказывай! – нетерпеливо поторопила её собеседница. – Самой легче станет!

Вновь потянуло дымом, видно Алевтина опять закурила.

– Сюда я вошла минут через двадцать. Возле окна она лежала. Кровищи натекло под головой. Я растерялась поначалу, потом бросилась к ней. Мне показалось – не дышит уже. Наклонилась, а она вдруг прошептала тихо-тихо: «Подменыши, подменыши…» И всё. Умерла.

– Бесовщина какая-то! – протянула её коллега. – Причём здесь подкидыши?

– Вот и я сначала так думала, – зачастила Алевтина, – на разницу слов внимания не обратила! Не подкидыши, а подменыши! Дошло?

Они обе замолчали ненадолго.

– Ха-ха-ха! – внезапно расхохоталась сослуживица. – Да, ну, тебя к ляду, Алевтина! Пить надо меньше! Как старуха деревенская, ей Богу! Не знала я, что ты до сих пор в сказки веришь! Не существует их!

– Вот видишь! – взвилась Алевтина. – Смеёшься! Издеваешься! А ещё подруга называется! Иди к чёртям собачьим!

Павел едва успел отскочить от двери, притворившись, что проходил мимо в поиске нужного ему кабинета. Разъярённая Алевтина выскочила из комнаты, но притормозила, столкнувшись с ним. Она смерила мужчину подозрительным взглядом, пытаясь понять, слышал ли он обрывки разговора между ней и её приятельницей?

Акушерка изобразила слабое подобие улыбки и спросила, обдав его запахом недавно выпитого алкоголя:

– Заплутали? Кабинет заведующей прямо по коридору налево.

Павел кивнул ей благодарно и двинулся в указанном направлении. Алевтина смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из вида.

Безжалостное августовское пекло сменило мягкое тепло угасающего лета. Во всём угадывалось приближение осени. Тяжёлые дождевые тучи плыли медлительными сизыми дирижаблями по небесам. Деревья нехотя теряли густоту крон, роняя на землю уже успевшие пожелтеть листья. Трава пожухла, стала жёсткой и грубой, из сочной и зелёной – выцветшей и блёклой.

Маша смотрела, как за вагонным окном пролетали леса, поля и незнакомые полустанки. От застилавших глаза слёз всё для неё сливалось в одну размытую цветовую полосу. Её соседка по купе, дородная дама неопределённого возраста, жалостливо поглядывала на девушку поверх очков. Ей уже давно надоело разгадывать кроссворд и очень хотелось поговорить. К тому же, увидев Машу, она с первой секунды поняла, что с девушкой произошло что-то экстраординарное. Как она только не обихаживала свою молодую спутницу. Угощала отварными яйцами и жареной куриной ножкой, предлагала глотнуть армянского коньячка из небольшой плоской бутылки. Приставала с вопросами и всучила девушке новый носовой платок, взамен Машиного старого, насквозь промокшего. В конце концов, дама осознала, что не добьётся от девушки так обожаемых ей, душещипательных историй о разбитой любви и неверном возлюбленном, и отстала. А потом и вовсе прохрапела на полке всю оставшуюся до северной столицы дорогу.