Роман Лерони - Багряный лес

— Но-но, — непривычно для себя протянул полковник. — Это вы зря так со словами, уважаемый Андрей Юрьевич… Я ведь к вам по-хорошему. Лекарь уже мертв, и нет никакой разницы, где это случится — в вашем отделении, или моем.

Суровкин от такого заявления даже растерялся:

— Что ты себе позволяешь?!

— Я здесь ни при чем, — обычно протараторил Кропиц. — На Лекаря есть большой заказ.

— Кому же и чем он так не угодил? — Суровкин уже совладал с чувствами.

— Не могу сказать. Не имею права. Очень большие ставки в этой игре. Я затем, в принципе, и пришел к вам, чтобы от беды вас уберечь. Пусть грех с Лекарем лучше лежит на мне, чем на вас. Я — дело привычное. Смогу все устроить, как положено — без подозрений.

— Откуда вдруг такая доброта?

— Привык я к вам за столько лет… Неплохой вы человек, Андрей Юрьевич.

— Хороша привычка — ничего не скажешь!..

На том и расстались.

Через несколько дней нагрянула большая и важная комиссия, и по тому, как дружественно, по-свойски, Кропиц держался с ее членами — стало ясно, кто все это организовал. Кроме того, члены комиссии как бы между прочим интересовались Геликом. Именно тогда Суровкин понял, откуда угрожают Гелику и как смог прозрачно предупредил того, и, кажется, вовремя, иначе Лекарю было бы не выкрутиться с тем прикомандированным санитаром. Кстати, после проверки, просматривая "дело" Гелика, главврач обнаружил, что из него пропали некоторые важные документы… Были моменты, когда известный инстинкт брал верх, но уязвленное Кропицом самолюбие заставило собраться и на несколько дней уехать в Киев, в СБУ. Его там приняли хорошо, слушали, советовали и стали помогать.

В Конча-Заспу он не успел добраться за отведенный час. Киевские трассы в утреннее время были так плотно забиты транспортом, что никто из шоферов не обращал никакого внимания на черный "мерседес", отчаянно кричащий сиреной и осыпающий округу дробными вспышками импульсных сигнальных ламп. У всех водителей на лицах было написано непробивное безразличие. Из притиснутых одна к одной машин на "мерседес" таращились только пассажиры. Их взгляды можно было озвучить, примерно, следующим образом: "Видите ли, ему к Президенту надо — какие хлопоты! Вот мне Машеньку в детский сад отвезти, а потом самому на работу успеть! Вместо того, чтобы всех "мигалками" своими пугать — порядок бы навели"… Иногда можно было прочесть в этих взглядах и ненависть.

Шестой Президент редко бывал в своей загородной резиденции в Конча-Заспе: отдыхал после напряженных заграничных турне, привечал важных гостей в неофициальной обстановке, или поправлял здоровье, что бывало крайне редко. И сейчас была как раз пауза между встречами в верхах во Франции и Германии. Набирался сил, готовился к ответственной встрече с Канцлером Объединенной Германии: уточнялись детали протокола будущего скорого визита, и много другой важной ерунды, которая сопровождает подобные события. Переверзнев не относился к этому серьезно — суета да показуха, — довольствуясь собственной, куда более скромной ролью, отчасти сочувствуя главе Службы безопасности, у которого в такие моменты дел было по горло. Но каждый выбрал свою дорогу, свою ношу, по своим умению и старанию, и надо было работать.

Наконец, "мерседес" министра вырвался из дорожной пробки, а вскоре — и из душного и знойного города и, шелестя колесами по ровному покрытию дороги, полетел в блаженный лесной рай парка, где в окружении многочисленных прудов и днепровских заток, на площади нескольких гектаров, раскинулось сказочное царство, правда, собственность государства.

Скоро свернули с трассы. Машина поехала по бетонной дороге в лесу.

Переверзнев открыл окно, и в пропитанный запахом кожи салон ворвался буйный хвойный аромат, который хотелось бесконечно вдыхать, чтобы не рвать тонкую нить свежести. Закружилась голова. Ровные, с рыже-бордовыми стволами сосенки мерно и величаво чистили своими пушистыми зелеными кронами бездонно-голубое небо. Между редких кустарников перепархивали быстрые птицы, в ровной густой траве, лаково зеленой, свежей, весенними точками живых звезд крались головки цветов — целая россыпь, разделенная качающимися тенями стволов.

— Останови, — приказал Переверзнев шоферу. — И заглуши мотор.

Машина плавно остановилась. Министр неторопливо развязал галстук, отбросил его куда-то в сторону, расстегнул ворот сорочки, закатил рукава и вышел из машины.

— Господин министр!.. — неслось с мольбою вслед. — Олег Игоревич!.. Мы и так опаздываем на час!

— Твое дело холопье — извоз, — сказал генерал, но его никто не слышал: нежный лесной шум убаюкал, успокоил душу, смыл с нее окалину.

Поддавшись настроению, Олег разулся, снял носки, закатил брюки и пошел осторожно, с закрытыми от наслаждения глазами, чувствуя стопами приятную густоту боли от уколов сучков, опавших иголок, шишек, впитывая веками слабое золото солнечного света, спиной — ласку прозрачного ветра, набираясь всей этой красоты, хмелел от ее безграничной щедрости.

Вдохнул воздуха, медовой весенней густоты до боли в ребрах, до отказа, раскинул руки и закричал звонко и ясно, совсем по-мальчишески, озорно и полно:

— Хо-ро-шо жи-ить!

Сорвал несколько цветов, пощекотал их головками свое лицо, подобрал две шишки, ершистые, тугие и пошел обратно к машине.

— Докладывали из Центра, — сказал водитель, подавая министру галстук и пиджак. — Автобус с террористами проследовал Буск. Никаких происшествий по пути следования. Ведется постоянное наблюдение.

Переверзнев поморщился, как от дурного воспоминания, резким движением забрал свою одежду из рук водителя, бросил ее в салон.

— Поехали.

Через несколько минут "мерседес" катил по территории резиденции Президента. Здесь был все тот же лес, трава, но какие-то неестественные, словно муляжные — ровные, как на подбор, и редкие. Кустарников не было вообще, и лес, казалось, стоял нагой, стыдливый. Эту неестественность, искусственность, оживляли белки — грязно-рыжие огоньки рывками метались между стволами деревьев, резвились, радуясь первому, по-настоящему летнему теплу.

Перед зданием, парадным и белостенным, с очень сложной для восприятия новомодной архитектурой, на большой гравийной площадке замерли ровным рядом несколько автомобилей. Рядом с площадкой, в беседке, тесно сидели шоферы, спасаясь от раскаленных зноем автомобильных салонов. Перед просторными дверями входа в холл дачи стояли люди гораздо более важные и хорошо знакомые Переверзневу.

Пока подъезжали, Олег Игоревич обулся, сунул в карман брюк шишки и так, в расстегнутой, с закатанными рукавами рубашке, вышел из машины и неторопливо подошел к стоящим на крыльце.