Деннис Уитли - Им помогали силы Тьмы

На протяжении всего дня он несколько раз надолго полностью отключался. А когда приходил в себя, то тщетно пытался сквозь багровую мглу, которой боль застилала сознание, обдумать какие-то шаги, с помощью которых он бы мог выжить. Но все в конечном счете сводилось к одному: если ему не удастся получить помощь со стороны, если его кто-то не обнаружит, смерть — единственно возможный финал для него в этой отчаянной ситуации.

На землю спустились сумерки, за ними пришла и ночь. Сколько он пролежал в непроглядной тьме, Грегори не знал, но вдруг он заметил приближающийся луч фонарика, мелькающий среди деревьев. Его уже давно мучила невыносимая жажда. И теперь, рискуя попасть в руки нацистских палачей, он был вынужден слабым хриплым голосом позвать на помощь — кто бы это ни был.

Он услышал приближающиеся торопливые шаги, затем незнакомый голос крикнул по-немецки:

— Вот он! Нашел! Несите сюда гроб.

С этими словами говоривший нагнулся к Грегори, засунул обе руки ему под мышки и приподнял. От внезапной и ошеломляющей по остроте боли Грегори опять потерял сознание.

Когда он снова очнулся, то обнаружил, что вокруг непроглядная тьма. На этот раз воспоминания о предыдущих событиях вернулись к нему сразу же. Нашедший его в рощице человек крикнул кому-то, чтобы принесли гроб. Гроб?! Он пощупал руками по сторонам и понял, что лежит в гробу, и со вздохом облегчения сообразил по толчкам и ухабам, в которые гроб то и дело проваливался, что его все же не похоронили заживо, а куда-то везут. Куда?

Охваченный паникой при мысли о том, что он себя выдал, позвав на помощь, и негодяи-гестаповцы теперь, возможно, закопают его заживо, он стиснул кулаки и стал колотить ими по крышке гроба, кричать, невзирая на усилившиеся боли, требовать, чтобы его выпустили.

Крышка гроба, оказывается, не была заколочена и сдвинулась. Но его слабые крики никто не расслышал, и он опять отключился. Когда через несколько мгновений он пришел в себя, то принялся размышлять над таинственными происшествиями ночи. Пускай, когда он потерял сознание, когда его приподнимали, его приняли за отдающего концы, и вот вроде и отдавшего. Пускай его везут на кладбище, чтобы похоронить по-человечески. Но зачем это немцам? У них же столько своих непохороненных в результате налета бомбардировщиков?

Хотя… Ведь на нем форма майора германского вермахта. В таком случае он несомненно заслуживает того, чтобы быть похороненным по-людски, как полагается. Тогда, чем черт не шутит, может, у него еще и будет шанс «воскреснуть» там, на кладбище и — чего доброго — попасть в госпиталь?

После долгого и показавшегося ему бесконечным путешествия они остановились. Он услышал шум приближающихся шагов, потом гулкие шаги по доскам уже около гроба, затем крышка поднялась. Смутно он осознавал, что все еще ночь, потому что в лицо ему посветили факелом, ослепляя и не позволяя видеть наклонившееся над ним лицо. В гробу было душно и жарко, прохладный воздух освежил его. Кто-то под китель засунул ладонь и послушал, бьется ли сердце. Затем хриплый голос произнес:

— Слава Пречистой Деве! Он выдержал путешествие.

В какой-то другой ситуации, при нормальных обстоятельствах, он бы поклялся, что голос принадлежит Купоровичу, но сейчас он не знал, что и думать. Незнакомый человек поднял его правую руку, и при свете факела он увидел, что правый рукав кителя оторван. Он почувствовал укол шприца и почти мгновенно погрузился в забытье. На протяжении довольно долгого времени на какие-то мгновения выходя из наркотического дурмана, он невнятно сознавал, что кричит и бьется в горячке, пока милосердный укол не отправлял его снова в пустоту и бесчувственность. Когда же он наконец, открыв глаза, почувствовал, что находится в трезвом уме и твердом рассудке, понял, что лежит в постели, в комнате со сводчатым потолком и каменными стенами. Слабым движением он поднял руку, и кто-то сидящий рядом с его постелью пошевелился, Грегори увидел, что это Купорович.

— Итак, друг сердечный, ты опять пришел в сознание, — пробормотал участливо русский. — Хвала Святому Николаю Угоднику и всем святым — тоже хвала. Я за последнюю неделю уже не раз подумывал, что ты вот-вот загнешься, но теперь, кажется, выкарабкиваешься.

Грегори силился ответить, но с его уст срывалось лишь неразборчивое мычание. Вдруг его пронзила острая боль — от левого бедра к сердцу. Купорович заботливо приподнял ему голову, дал попить и сделал еще один укол наркотика.

За три последующих дня, в короткие промежутки бодрствования, по мере того как его способность к восприятию окружающей действительности постепенно возрастала, Грегори неизменно видел Купоровича дежурившим у постели. От него он узнал о том, как развивались события после бомбовой атаки на Пенемюнде в тот роковой день 17 августа.

Купорович услышал крик, обернулся и в тот же миг увидел, как на Грегори обрушилось дерево. Только такой силач, как Купорович, мог освободить Грегори из-под толстенного бревна. Выяснив, что друг еще жив, Купорович понес его обратно к берегу, но, не доходя до калитки с постом, свернул в сторону и так никем не замеченный притащил в лесопосадку, отгораживавшую внутреннюю часть острова от берега пролива. Когда начался отлив, Купорович на спине перенес Грегори через брод в рощицу неподалеку от деревни Креслин.

Первой мыслью было сходить в Вольгаст и привести с собой подкрепление, но он тут же сообразил, что Грегори, должно быть, оставил моторную лодку у причала, напротив калитки, следовательно, поутру ее обязательно найдут, а потом рано или поздно, но непременно обнаружат и радиостанцию. Логичные и рациональные немцы быстро все сопоставят, и вот тогда-то им как дважды два станет ясно, кто такой майор Боденштайн и его денщик Януш Сабинов и кто послал те шифровки, вслед за которыми англичане совершили опустошительный бомбовый удар по Пенемюнде. Вся полицейская служба в Померании будет поставлена на ноги, чтобы разыскать их, следовательно, если Грегори будет помещен в госпиталь, то там его непременно найдут и передадут в гестапо. Но и ждать здесь тоже было нельзя.

Купорович решил, что единственно возможным в создавшейся ситуации вариантом спасти Грегори — это оставить его здесь, а самому отправиться за помощью в Сассен. Чтобы его случайно не заметил какой-нибудь прохожий, Стефан присыпал тело Грегори листьями и прикрыл дерном, оставив открытым только лицо — чтобы не задохнулся.

Когда Купорович пришел в Вольгаст, он увидел, что депо и подъездные пути разбомбили англичане, а город охвачен пожаром. Он обошел городок стороной и, выйдя на дорогу, ведущую к Грейфсвальду, остановил грузовик, на котором доехал до города. От Грейфсвальда он кое-как добрался пешком до Сассена. Огородами и кустарниками Купорович пробрался к руинам замка. Малаку по своим, одному ему известным колдовским путям уже знал о случившемся.