Роберт Стайн - Шкура оборотня

Я мигом разделался со своим сандвичем. Оказывается, я здорово проголодался.

— Ханна, почему бы вам с Алексом не побродить по лесу, — предложил дядя Колин. — Он городской мальчик. Покажешь ему, как растут деревья!

Все засмеялись.

— Ну, я видел их в кино, — пошутил я.

У Ханны и смех был под стать ее голосу, очень приятный.

— Я хочу сделать миллион снимков, — сказал я ей, хватая свою камеру.

— Ты увлекаешься фотографией? — поинтересовалась Ханна. — Хочешь быть фотографом, как твои тетя и дядя?

Я кивнул.

— Надеюсь, у тебя цветная пленка. Осенняя листва — что-то потрясающее.

Мы попрощались с дядей Колином и тетей Мартой и пошли к входной двери. Kpacное вечернее солнце садилось за кроны деревьев. От этого тени наши были длинными-предлинными.

— Эй, ты наступил на мою тень! — закричала Ханна и дернула ногой так, чтобы ее тень лягнула мою.

— Ах, так! — крикнул я и двинул кулаком по воздуху, а тень моего кулака ударила тень Ханны.

У нас получился славный бой теней. Они колотили друг друга почем зря. Наконец она встала обеими ногами на мою тень. Я бросился на землю, и моя тень покатилась по траве.

Я поднялся с земли. Ханна заливалась смехом. Ее черные волосы разметались во все стороны.

Я выхватил камеру из футляра и быстро снял ее.

Она тут же перестала смеяться и подняла руки, чтобы пригладить волосы.

— Ты зачем это сделал?

Я пожал плечами:

— Да так просто.

Я вскочил на ноги и поднес камеру к глазу. Повернувшись, я направил ее на дом Марлингов. Я сделал несколько шагов в сторону дома, пытаясь ввести его целиком в кадр.

— Ой! — закричал я от неожиданности. Это Ханна схватила меня за руку.

— Алекс, не снимай! — крикнула она, и в ее голосе звучала тревога. — Они могут увидеть!

_ — Ну и что? — отмахнулся я, но в тот же момент невольно вздрогнул, увидев, как в окне что-то мелькнуло.

Кто-то на нас смотрит?

Я опустил камеру.

— Пойдем, Алекс. — Ханна подтолкнула меня в спину. — Мы идем в лес или нет?

Я бросил взгляд на дом Марлингов.

— Почему дядя так встревожился, когда я расспрашивать об этом доме? — спросил я Ханну. — В чем здесь дело?

— Я и сама толком не знаю, — ответила она, отпустив мою руку. — Марлинги — это такая супружеская пара. Я их никогда не видела. Но… я слышала о них всякие истории.

— Какие истории?

— Страшные, — прошептала она.

— Да нет, правда. Какие истории?

Она не ответила. Она, прищурившись, смотрела на осевшее крыльцо, на обшарпанные, осыпающиеся доски обшивки.

— Держись-ка лучше подальше от них, Алекс.

Она побежала вокруг дома к заднему дворику, но я не последовал за ней. Я пересек подъездную дорожку и пошел по заросшей бурьяном лужайке, расположенной перед домом Марлингов.

— Алекс, куда ты? Остановись! — закричала Ханна.

Держа камеру у пояса, я быстро шел к дому.

— Я городской ребенок, — сказал я Ханне. — Меня не так легко напугать.

— Алекс, прошу тебя… — позвала Ханна. — Марлинги не любят детей. Они не любят, когда посторонние приближаются к их дому. Прошу тебя. Пошли в лес.

Я вступил на полусгнившие доски переднего крыльца и поднял глаза к окну на фасаде.

Стекло заливал поток багрового солнечного света. На какое-то мгновение мне показалось, что окно охвачено пламенем. Я вынужден был отвести взгляд. Когда солнечный свет чуть померк, я оглянулся и — замер.

Занавески на окне были в клочья изодраны. Словно какой-то зверь острыми когтями разорвал их на тонкие полосы.

— Ханна, ты видела? — крикнул я, не в силах оторвать глаз от разорванной в клочья занавески.

Она стояла на дорожке, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к стене дома тети и дяди.

— Даже подходить не хочу, — негромко отозвалась она.

— Но ты посмотри на занавески… — начал я.

— Я же тебе говорила, что это чудные люди, — резко возразила Ханна. — И они не любят, когда заглядывают в их окна. Пошли, Алекс.

Я пошел прочь, но зацепился ногой о доску полусгнившего крыльца и чуть не упал.

— Так мы идем в лес или нет? — нетерпеливо спросила Ханна.

— Ну ладно. — Я выбрался с крыльца и пошел вслед за ней. — Расскажи мне о Марлингах, — попросил я, бегом догоняя ее. — Расскажи мне эти ужасные истории, которые ты слышала о них.

— Не хочу, — глуховатым голосом заявила Ханна.

Мы побежали трусцой к заднему двору дядиного и тетиного дома. Предвечернее солнце стояло низко, и высокие деревья с красной и желтой листвой отбрасывали тень на лужайку.

— Ну пожалуйста, — просил я.

— Может, потом, после Хэллоуина, — сказала Ханна. — Когда кончится полнолуние.

Я вслед за ней поднял глаза к небу. Ярко-белая луна — круглая, почти как теннисный мячик — вставала над лесом, хотя до вечера было еще далеко.

Ханна передернула плечами.

— Ненавижу полнолуние, — проговорила она. — По мне лучше, когда луна идет на убыль.

— Почему? — спросил я. — Подумаешь, полнолуние, ну и что?

Она бросила взгляд назад на дом Марлингов и ничего не ответила.

Мы вошли в лес. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, золотыми потоками изливаясь на землю. Мы шли, шурша опавшими листьями и веточками.

Я увидел причудливо изогнутое старое дерево, напоминавшее старика. Грубая потрескавшаяся кора была как морщинистая кожа. Жилистые корни выпирали из земли.

— Вот это клево! — с восторгом крикнул я, вынимая камеру из футляра.

Ханна рассмеялась.

— Вот уж правда — городское дитя.

— Но ты только посмотри на это дерево! — показывал я. — Оно… оно как живое!

Она снова рассмеялась.

— А деревья — живые, Алекс.

— Ты же понимаешь, о чем я.

Я начал фотографировать старое, согбенное, как старик, дерево. Я отступил назад, прижавшись спиной к березе. Я пытался найти такой ракурс и так отснять дерево, чтобы оно напоминало старика.

Потом я стал обходить его кругом, снимая трещины и наросты. Одна ветка опускалась до самой земли, совсем как рука утомленного человека. Я отснял и ее.

Встав на колени, я снял выпирающие из земли корни, они казались костлявыми ногами.

Тихое жужжание над головой вынудило меня оторвать глаза от земли и посмотреть наверх. Это была колибри, порхающая над поздним цветком. Я попытался поймать в кадр и ее, но крохотная птичка оказалась слишком проворной для меня. Она вспорхнула и улетела, прежде чем я успел нажать затвор.

Я поднялся с земли. Ханна, скрестив ноги, сидела на земле, перебирая опавшие листья.

— Разве эта колибри не знает, что лето кончилось?

Она с недоумением уставилась на меня, словно забыла о моем существовании.

— Прости, Алекс. Я ее не видела, — смущенно проговорила она, вскакивая на ноги.

— А что там, если идти все время вперед? — спросил я, указывая в глубь леса.