Андрей Петерсон - Бледнее бледного

Осси тихо соскользнула с постели и потянулась за клинком. Мей уже был на ногах – стоял клыками к двери, пригнувшись и изготовившись к прыжку. При этом пепельная призрачная шерсть его стояла дыбом и слегка дымилась, растворяясь в воздухе.

Замыкая ряды обороны, Хода мгновенно переместилась и застыла непосредственно над входом, протянув вниз узкий зеленый луч света, который, наверняка, и Осси готова была побиться об заклад, обычным зрением виден не был. Что сие означает и чем такой подарочек незваному гостю может грозить, Осси не знала, но раз Хода так решила, то верно зачем-то оно надо было.

Царапанье в дверь не прекращалось и уже начало переходить в робкий стук, перемежающийся с весьма шумным сопением.

На цыпочках, и моля Странника, чтобы старые высохшие доски пола не скрипнули и не выдали ее движения раньше времени, Осси направилась к двери. То ли молитвы ее были услышаны и на этот раз благосклонно приняты, то ли – доски были еще крепкими, и оставался в них еще запас прочности, но добраться до двери ей удалось совершенно беззвучно. А, подойдя к ней, Осси даже дышать перестала.

Старания ее никакого, впрочем, результата не дали и успеха, казалось, не принесли – царапанье и сопение за дверью сразу же стихли. Кто бы там ни был, но присутствие ее он почуял, а значит, был готов ко всему, и таиться дальше смысла не было.

Вздохнув, Осси отодвинула засов, толкнула дверь вперед и тут же отступила на шаг, выставив перед собой меч.

Кого угодно была готова в этот момент увидеть леди Кай на своем крыльце…

Никого, собственно, не ждали и не звали, а сейчас так и вовсе видеть никого не хотели, но раз уж принесло кого-то, то это, действительно, мог быть кто угодно. И не обязательно, что к ней – просто случайный путник мог на огонек завернуть… Хотя, конечно, так сильно в жизни никому не везет, а уж у леди Кай с везением в последнее время вообще что-то не очень складывалось. И все же, действительно, кого угодно могла занести нелегкая, но о таком госте интесса даже думать – не думала, и в бессознательном бреду себе не пожелала бы.

На верхней ступени, привалившись плечом к косяку и зажимая рукой глубокую рану в правом боку, полулежал вурлок.

Ступени и тропинка перед домом были вымазаны в крови. По всему, последние несколько ардов ему пришлось преодолевать уже ползком. В одном месте крови этой набралось на приличных размеров лужу – не иначе, там он в беспамятстве упал, но потом, собравшись-таки с силами, сумел доползти до двери.

При виде крови, а больше – от ее бьющего по ноздрям и кружащего голову запаха, Осси чуть было не грохнулась наземь прямо тут же – рядом с тем, кого еще недавно ненавидела люто и держала за тварь, если не последнюю, то, по-любому, права на жизнь не имеющую. За другой косяк рукой уцепилась и только так на ногах удержалась.

Время шло, а они молча смотрели друг на друга – два бывших непримиримых врага, сведенных в одном месте в не самое доброе время прихотью забавницы-судьбы. Одна сверху – усталым и затуманенным от нестерпимого голода взглядом, другой – снизу, глазами, мутнеющими от жгучей боли и растущего холода внутри.

Первым в себя пришел вурлок. Видимо чувствуя, что не долго ему осталось, он прохрипел что-то неразборчивое, роняя из губастой пасти хлопья кровавой пены. Понять его было невозможно.

Проделанные усилия, видимо, выпили остатки его сил до дна – он прикрыл глаза и откинул голову, с грохотом стукнувшись о косяк.

– Помер, что ли? – Осси нагнулась пониже, почти к самой его морде, чтобы услышать – дышит, или все уже…

Дышал. И, словно почувствовав ее лицо рядом, открыл глаза.

– Ос – с – сси, – выдохнул он. – Ш – шш – аре…

На большее его не хватило. Пена розовой шапкой пузырилась на посиневших губах, а глаза становились матовыми и тусклыми.

Осси почувствовала, что в руку ей суют какой-то предмет, теплый и влажный от крови. Опустила глаза – в руке был зажат небольшой тубус с болтающейся на серой ленте печатью. Письмо. От кого – понятно, раз посланец с клыками. И, наверное, важное, раз жизни его стоило.

Интесса перевела взгляд на вурлока – он улыбался. Чуть-чуть ртом, а больше – глазами.

– Ц – цсс – ерковники. Торопис – сс.

– Спасибо, – вполне серьезно и искренне сказала девушка.

В ответ он криво усмехнулся, а потом неожиданно прижал свою измазанную в крови руку ко рту девушки.

– Еш – шшь.

Вкус горячей живой крови на губах захлестнул Осси с головой, и дальше она ничего не помнила.

Бурлящая сладкая кровь разливалась внутри жидким пламенем, заполняя ее всю доверху и вытесняя все лишнее и ненужное. Усталость, отчаяние, слабость – все это было безжалостно выплеснуто наружу, чтобы освободить место для живительной влаги. Больше, больше, больше… Осси чувствовала, что срывается в бездну, и… это ей нравилось.

А потом падение прекратилось – у нее будто выросли крылья, и она воспарила. Над жизнью и смертью. Над суетой и печалью. Над домом и холмами. Бурлящий огонь продолжал разливаться по телу, а она, оставаясь на крыльце своего дома, уже парила в подвластной только птицам вышине и видела под собой весь мир…Узкую ленту реки, руины церкви, Каменный ключ, и холмы, холмы, холмы… простирающиеся до самого дальнего горизонта, где неприступной стеной вздымались высокие – до самого неба горы.

Она жадно, захлебываясь пила, кровь умирающего вурлока и не могла найти в себе сил оторваться…

А глаза все скользили по серым в рассветной дымке холмам, но кто-то навязчивый и нудный все звал и звал ее, не пуская дальше, и она вязла в этом зове, как муха в густеющей крови, и, наконец, не в силах больше противиться ему, уступила и повернула назад.

И снова замелькали внизу холмы, но уже в обратном порядке. Снова мелькнула внизу деревня, разрушенная церковь и вот уже виден был дом на холме и крошечная фигурка на его крыльце, припавшая к распластанному на ступенях источнику жизни.

Но за миг до того как воссоединиться со своим телом, Осси увидела внизу три маленьких тени в серых балахонах, затаившиеся меж камней, в сотне шагов от вросшего в вершину холма дома.

– Они здесь, – выдохнула Осси, утирая рукавом стекающую по подбородку кровь. – Они здесь.

Она стояла над телом распростертого на земле вурлока и смотрела, как покидает его тело жизнь. Она видела это. Видела, как отделяется от тела легкая, почти совсем прозрачная кисея души и тихо тает в утреннем воздухе, а само тело от этого тускнеет, будто вместе с кровью она выпила из него все краски.

Вурлок умер. Умер, не сводя с нее своих огромных – с ладонь – серых глаз и не переставая улыбаться. Он умер, но она была жива.

Благодаря ему.

– Они здесь, – повторила Осси, заставив себя оторваться от созерцания трупа у себя под ногами.