Рэйчел Кейн - Кусачий клуб

Снова Василий, одетый в свою глупую интерпретацию вампира с Хэллоуина (хотя, честно говоря, наряд Мирнина не особо отличался прямо сейчас). Василий выглядел взволнованным и немного нервничающим, когда он наклонился к камере, достаточно, чтобы мельком были видны его длинные, белые зубы. — Здравствуйте, участники, — сказал он. — У нас есть совершенно особое представление для вас, так что приготовьтесь сделать ставки. С одной стороны, наш действующий чемпион, Шейн «Молот» Коллинз. — И Василий отступил, чтобы показать сидящего в кресле Шейна, раздевшегося до пояса, показывая все те жуткие синяки. Он не был связан или еще что. Казалось, он в порядке, но очень сосредоточен.

Василий двинулся дальше, и камера переместилась вместе с ним. Они прошли через какую-то дверь, всё разговоры и перемещения, и неожиданно камера остановилась и сосредоточилась на еще одном знакомом лице. Майкл. Он, казалось, в порядке, но, в отличие от Шейна, он был связан… нет, прикован цепью. Прикован к стене. Он бросился на Василия, но он не дотянулся. Василий сверкнул на него клыками. Майкл оскалился на него в ответ.

— А это, мои друзья, наш самый новый претендент на звание нашего чемпиона… Майкл!

Эти двое копили злобу для схватки больше года, и это тем более жестоко, потому что они когдато были лучшими друзьями. Так что, как вы думаете, кто одержит верх: текущий победитель или вампир? Делайте ваши ставки! Схватка начнется через несколько минут, с победителем встретиться наш особый покровитель…

Василий снова шел и говорил, оставив отчаявшееся, измученное лицо Майкла позади.

Камера толкалась за ним, сквозь туннели и темноту, и, внезапно, очевидно и к удивлению Василия, на его пути возник человек. Его болтовня дрогнула и прекратилась.

Это был мистер Бишоп. Не тощее, отчаянное нечто, что Клер уже видела… нет, Бишоп принял душ, раздобыл чистую одежду, и, очевидно, питался, пока не оправился. Он выглядел моложе, чем раньше. И очень, очень сильным. Угроза исходила от него, как черное излучение.

— Ну, — сказал Василий неловко. — Хм, сэр, я не думаю, что вы должны быть…

— Заткнись, Василий. Здесь я принимаю решения, — сказал Бишоп. — И я решил, что сегодня — я буду драться с победителем сегодняшнего матча. Я чувствую потребность немного поупражняться, прежде чем мы перейдем к более крупной добыче.

— Сэр, это не… это не то, о чем мы договорились…

Глаза Бишопа покраснели, и его клыки опустились, и Клер чуть не уронила телефон. Даже тот, кто снимал на камеру, отошел назад. — Я меняю наше соглашение, слуга. Сегодня вечером я меняются все договоренности. Сегодня вечером мы вынесем сражение из клетки. На улицы. К Основателю.

— Сэр…

Бишоп ударил Василия достаточно сильно, чтобы тот врезался в стену, и стоял, глядя на него сверху вниз. — Я ждал достаточно долго, — сказал он. — Мне не нужны твои грязные деньги.

Всё, что мне нужно — это чувствовать ее кровь во рту. Мы поняли?

Василий встал, съежившись, и склонил голову. — Да, сэр. Поняли. Ээ, но сначала, мы представляем вам битву…?

— В любом случае, — сказал Бишоп, и улыбнулся. — Я хочу посмотреть, как эти двое прикончат друг друга. Это доставило бы мне большое удовольствие.

Видео закончилось. Клер нащупала телефон и, дрожащими руками открыла счетчик снова. Рядом с ним были шансы. Шейн превосходил Майкла, два к одному. Бишоп в большой степени одобрил избиение любого из них.

И счетчик…

Счетчик начала битвы закончился.

— Нет, — прошептала Клер. — Нет… — Бишоп не намеревался и дальше это продолжать — он бросил в камеру открытый вызов Амелии. Он был серьезен, и это закончится резней, что бы ни случилось в клетке битвы.

У них не было времени.

ШЕЙН

Он был сумасшедшим, раз решил попробовать.

Когда я увидел объявившегося в сарае Майкла, Василий и Глориана загружали нас в фургон, чтобы перевезти на новое место. Я не знаю, как он нашел меня. Я мог поклясться, что никто в зале ничего не знал о том, где мы были, но вот он здесь, Майкл мерзкий Гласс, приближается в своем дурацком черном вампирском пальто, шляпе и перчатках, пытается поговорить со мной, как будто мы знали друг друга.

Как будто он не ударил меня в спину в том момент, когда согласился перестать быть человеком.

Он присоединился к ним, к вампирам. Нашим повелителям, которые сделали моего отца неудачником и позволили Монике Моррелл выйти из-под контроля, делать что захочется, что оказалось фатальным для моей сестры. Они послали убийц за моей мамой.

Майклу должно быть известно лучше. Он должен был знать, что несмотря ни на что, я не мог его простить, не в глубине души. Они лишили меня семьи.

Василий и Глори схватили его, конечно же, и засунули в другой фургон, тот, в котором сидели вампиры. Они не рисковали перевозить нас вместе, больше нет. Слишком много поединков. Он продолжал кричать на меня, но я просто смотрел, пока они запирали его, и тогда я ушел.

Раньше он был моим другом, и, черт возьми, до сих пор было больно осознавать, что он сделал это с нами, со мной. Он изменил все. В то время, когда он понимал, что это значит.

Возможно, это был шок от встречи с ним — я не знаю — но я обнаружил, что чувствовал себя не таким подготовленным к предстоящей схватке, как раньше. Моя голова болела, и я устал — сон не приходил легко в последнее время, причиной всему были все эти синяки и треснувшие кости. Когда Глори была рядом, становилось лучше. Я практически не думал. Но теперь, в фургоне, я заметил, что между бойцами людьми и водителем была натянута плотная сетка, будто мы были злобными собаками или что-то еще. Когда я оглянулся на остальных, я подумал, что, возможно, это было правдой. Нас было четверо, и, если честно, я был, наверное, самым жестким. Однако, я этого не замечал. Они выглядели, как приятели моего отца байкеры — все потные, мускулистые и в татуировках, с бритыми головами и козлиными бородками. Они были готовы растерзать любого. Думаю, я был таким же, или, по крайней мере, буду таким, как только мы доберемся до места, в которое направляемся.

Как только Глори улыбнется мне снова.

Я откинул назад голову и закрыл глаза, и вместо того, чтобы видеть злобную, холодную улыбку Глори, я увидел милую улыбку Клер, одну из тех, что она дарила только мне, ту, что заставляла меня забыть всё о своем гневе или жестокости или боли. Рядом с ней мир становился лучше. Я становился лучше. Из-за нее. Это было полной противоположностью того, что со мной делало присутствие Глори — оно заставляло меня вспомнить всё плохое, умножить это и пожелать выплеснуть это на кого-либо, кто был передо мной. Клер заставила меня забыть все это и понять, что я не должен быть сердитым.