Евгений Каменецкий - Дождь. Сборник сказок

— Вы Ангел? — спросила Санька.

— Yes, — вежливо ответил ей Ангел: в его голосе ощущались бессмертная интеллигентность и оксфордский акцент. — Пивка допить оставьте, пожалуйста, — льстиво добавил он.

Ленька молча протянул ему бутылку. Ангел жадно высосал ее до дна. Затем положил в необъятных размеров пластиковый мешок. Там тихо звякнуло.

— Ах, если б вы знали, как хорошо зимой на небесах, — тоскливо вздохнул Ангел. — Там падает зеленый снег. Мягкими, пушистыми хлопьями. Он ложится на ладони и льнет к вам, словно маленький, ласковый щенок.

— Тогда почему вы не там? — спросила Санька.

— Его для меня одного слишком много, — поднял Ангел красные, пропитые глаза. — Слишком много — и слишком тяжелая ноша.

— Но разве Ангелы — одиноки? — спросила Санька.

— Только в падении, — улыбнулся Ангел черным провалом рта.

И Санька протянула ему пиво.

Петербург тихо плыл мимо, окутанной влажной и нетерпеливой ночью. Ангел шагал по грязи, волоча свои крылья по мокрой, невразумительной слякоти. В мешке его звенели бутылки. Ангел пытался перелетать через лужи, но больше, чем на пару метров, его не хватало.

Санька и Леня смотрели Ангелу вслед. Санька курила длинную тонкую сигарету, Леня думал. В воздухе звенящим колоколом повисла тишина. Ангел вдруг изменил походку, вжал плечи, замедлил шаг. Казалось, будто тяжелый свинцовый дождь барабанит ему по спине. Ленька поднял глаза. Теплыми, пушистыми хлопьями, на них падал зеленый снег.

— Копаешь? — полюбопытствовали сверху, припорошив Филимонова прошлогодними листьями.

— Копаю, — ласково улыбнулся Филимонов, не отрываясь от работы. Лопата сочно вгрызалась в мерзлую землю, и от этого было хорошо.

— Романтики у вас тут не хватает, — беззаботно чихнул Некто на дереве.

— Кладбище, как-никак, — хлюпнул носом Филимонов. Он потянулся, прислонил лопату к дереву, закурил. — Будешь? — махнул папироской.

— Не, мы некурящие, — похлопал Некто крылышками. — Я б лучше бутерброд, Филимонов.

— Бутерброд — так бутерброд, — ничему не удивляясь, кивнул Филимонов. Он достал из кармана завернутый в целлофан хлеб, кинул его Тому, кто на дереве.

— Спасибо, — махнул хвостом Некто. — Тихо тут у вас.

— Зима, — беспечно подпрыгнул Филимонов, и, повисев секунд двадцать в воздухе, опустился на землю. — И кладбище, — подумав, добавил он.

— Бывает, — кивнул Некто. — Дашь покопать?

— Бери лопату, у меня запасная есть, — улыбнулся Филимонов. Он был ангелом. А у Того, что на дереве — рога. Но копать им это не мешало. Потому что труд — он объединяет.

В осенних лужах умирали ангелы. На их светлых, политых дождём лицах слепыми бельмами пустели глаза. Крылья, сломанные и перекрученные, стелились по земле, а по ним шагали люди и проезжали повозки. Ангелы безмолвно кричали, разевая пасти, и лица их были направлены к небу. Но небо молчало, равнодушно морося тухлой водой.

Переступив через ангела, в город вступил человек в старом, рваном плаще. Со шляпы его капала вода, усмешка рассекала его лицо, словно трещина в старом камне, а в глазах навсегда поселилась искорка безумия, которая, вспыхивая, заставляла людей убегать от него без оглядки. Чуткие вороны поднялись с деревьев и с хриплым карканьем взлетели в небо.

Ангел вцепился страннику в ногу и потянул его за штанину. Человек посмотрел вниз и больно дал по тянувшимся к нему рукам палкой. Ангел сжался в комок и снова закричал. Ни единого звука не услышал странник в лохмотьях, лишь тоскливо завыли собаки, а воробей, на беду свою подскочивший слишком близко, упал замертво. Человек брезгливо плюнул ангелу в лицо и сделал шаг.

В живот ему упёрлось древко алебарды. На путника смотрели два стражника. Первый из них, который тыкал сейчас алебардой в странника, был рыж и толст, и на его рябой небритой физиономии змеилась улыбка. Второй был худ и мрачен, он стаял недвижно, словно вытесанный из грубого серого камня.

— Кто таков? Откуда идём, милый? — ехидно спросил толстяк.

— Я из… — ответил путник.

— Да? Хорошо, хорошо. Ножки то не устали, идти то далеко, небось, было? — рыжий повернулся и подмигнул напарнику. Тот меланхолично жевал табак. — А в городе нашем что забыл?

— Я пришёл кое-что передать, — сказал человек.

— Ну, замечательно! Может, передашь это нам? — хохотнул толстяк, прислоняя алебарду к стене дома.

— Мне всё равно, кому, — равнодушно произнёс человек в лохмотьях.

Внезапно рыжий стражник сделал шаг вперёд и цепко схватил путника за запястья. С лица его будто смыло всю весёлость, глаза стали холодными и цепкими, а линия рта превратилась в одну жесткую линию.

— Ну что ж, передавай. Только давай ручки твои посмотрим. Что тут у тебя за клеймо на ладони? Интересно, необычное. Давно ковали. И буквы незнакомые. За что ставили то? Воровал? — и рыжий пристально посмотрел путнику в глаза.

— Нет, — ответил человек.

— Хе, «верю», «верю»! — радостно хлопнул его по плечу стражник. Затем толстяк нахмурился.

— Только учти, сказал он, половину от всей добычи приносишь мне. И не вздумай обмануть. Видишь того безногого слепца у входа в церковь? Когда-то он был самый быстрый и глазастый вор в округе. И решил, что ему всё можно. Ты видишь его состояние. Не думай, что то, что не удалось ему, удастся тебе.

— То, что мне было надо, я в этом городе уже сделал. Теперь я свободен. Так что мне вряд ли удастся привлечь Ваше внимание ещё раз. Прощайте.

— Ну-ну, — ухмыльнулся рыжий, глядя ему в удаляющуюся спину.

Заржала лошадь. Детский визг. Толстяк выругался и бросился вперёд. В стороне плакала девочка, которую странный, уже мёртвый человек, только что выкинул из-под копыт лошади.

— Вызывай могильщиков, — хмуро сказал толстяк курьеру, который всё ещё не мог отойти от происшествия. Лошадь нервно всхрапывала.

— Ну, чего ждёшь?! — крикнул стражник. — В каталажку захотел?

Курьер нервно дёрнулся, отрицательно помотал головой и пустил лошадь галопом по улице.

— Дурак, — равнодушно сказал напарник рыжего. — Чего спрашивается, эту нищенку выдернул. Она и так подохнет. Не сегодня так завтра.

— Да, действительно дурак, — задумчиво сказал толстяк.

— На казнь ведьм пойдём сегодня? Повеселимся, — чуть оживился напарник.

— Пойдём, пойдём, — мысли не оставляли рыжего. Ему всё время казалось, что он что то упустил, что то не заметил. Что-то очень близкое. — Чего же он всё-таки хотел?

— Да не забивай голову! Юродивый какой-то! Слушай, одно вот странно. Город то, ну … который. Он же пропал. Совсем. Никого не осталось. Ещё года два назад. Просто исчез, и всё. Занятно. Погоди, погоди, ты чего? Очнись, очнись! — тряс напарник рыжего толстяка.