Иннокентий Соколов - Бог из глины

И можно продолжать эту игру до тех пор, пока не станет возможным скрывать тот факт, что они крепко влипли, и очень скоро придется отвыкать от неспешного шатания по дому, в поисках самих себя. Вот только, какой от этого прок? Разве что обманывать самих себя, изображая глупое неведение, надеясь, что проблемы, уйдут сами собой, пропадут, исчезнут, оставив тень на лицах.

Надежда обвела взглядом спальню. Сергея не было слышно, и на мгновение в голову закрались шальные мысли.

(Он ушел, детка, и теперь все будет хорошо. Ушел навсегда, оставил вас вдвоем, в этом большом неуютном доме, ушел так же, как когда-то его папаша — упертый сукин сын, что не уставал показывать кто в семье главный…)

Надежда усмехнулась и вышла из спальни. Должно быть, он внизу, сидит за столом, взобравшись с ногами на табурет, следит за чайником, который никогда не закипает быстро, особенно тогда, когда нужно…

(Хей, детка, а быть может, он просто задремал там, на кухне, и видит красивые разноцветные сны?)

— Сережа — позвала Надежда, вслушиваясь в тишину дома.

Наверняка он спит за столом, и в бедном чайнике давно уже выкипела вся вода. Нужно растормошить его, пускай возвращается в спальню, а завтра утром, они обо всем поговорят. И каким бы трудным не казался этот предстоящий разговор, Надежде хотелось верить в лучшее.

— Все будет хорошо — прошептала Надя, спускаясь по лестнице.

Проходя мимо двери, ведущей в прихожую, она остановилась. Возможно, ей показалось, но из-за двери раздался какой-то шорох.

(Ну давай, крошка, загляни за дверку, и быть может чудовище, которого не оказалось в шкафу, на самом деле там?)

Надя замерла. Голос в голове шепнул и пропал, поставив ее перед выбором. Что лучше — заглянуть на минутку в прихожую, и убедиться в том, что она глупенькая перепуганная дуреха, или найти сначала мужа, чтобы потом уже вместе с ним, искать причину этих странных звуков.

Поколебавшись, Надежда все же решила разыскать Сергея.

— Сережа, ты где?

Она спустилась на кухню, и вошла, щурясь от света.

Сергея на кухне не было. Надежда нахмурила лоб. На столе царил полный беспорядок — разбросанная еда, крошки, опрокинутый стакан. И запах, — Надежда потянула носом — устойчивый запах…

(Да это же…)

Она бросилась к столу, схватила стакан, и поднесла к носу. Что-то звякнуло под столом, и под ноги ошарашенной Наде, выкатилась пустая бутылка из-под водки.

Вот так детка, и никаких иллюзий…

Все что ты можешь сказать — несколько глупых, банальных фраз, от которых не будет никакого проку. И теперь, когда он преступил запретную черту, что-то рухнуло, какая-то стена, которую они долго и методично возводили, то ли отгораживаясь от всего мира, то ли выстраивая опору для таких шатких, неустойчивых семейных отношений.

Это был удар в спину. И неизвестно теперь, что хуже — игра, в которую она играла с мужем, или будущее, в которое они проваливались вдвоем — с нескончаемыми пьяными ссорами и взаимными претензиями.

(Ох, детка, а еще, когда твой Сереженька пьян, он не прочь почесать кулаки. И если ты сомневаешься в этом, то у тебя еще будет возможность убедиться самой!)

— Что же ты делаешь? — беспомощно прошептала Надя, обращаясь, то ли к отсутствующему супругу, то ли к себе самой.

Нужно найти его, пока он не творил ничего плохого.

— Сережа, Сереженька…

(Куда же он запропастился?)

Надежда заглянула в ванную, включила свет.

Здесь его не было тоже. Только желтела облупившейся, растрескавшейся эмалью допотопная ванна, да загадочно отбрасывала тень корзина с грязным бельем.

Надежда покачнулась. Запах водки казалось, пропитал собой все. От него мутило, и Надежда, уже собирающаяся выйти из ванной, бросилась к унитазу, чувствуя, что еще немного, и захлебнется рвотой.

(Сейчас, детка, тебе будет лучше, потерпи…)

Она наклонилась, с трудом сдерживая дыхание. Стены ванной поплыли, и снова накатил омерзительный запах.

(Сейчас… еще немного…)

Ее вырвало, затем еще раз…

Надежда с трудом приподнялась, попыталась дотянуться до полотенец, висевших на двери, на шляпках гвоздей (Сергей так и не удосужился прикрутить обычные крючки), и чуть не свалилась от слабости.

Она вытерла лицо, и только после этого услышала голос мужа.

Сергея опять обманули. Там, в подвале, не было ничего. Ничего… кроме боли…

Ее было так много, что казалось весь мир, состоит из боли, раскрашен ее оттенками, пропитан ее запахом. Боль была разной, и вместе с тем одинаковой. Она пронзала тело, огненными иглами, скручивала в жгут из оголенных нервов.

Боль заставляла вспыхивать золотистые искорки, которые разлетались в стороны, оставляя в глазах быстро темнеющие пятна. Все, что было вокруг, стало этой болью, и он сам, был ее частичкой. И когда он смог осознать это, все встало на место — и боль, и страдание, все это было необходимым придатком, неотъемлемым атрибутом, осознанной необходимостью, и источником всего этого было изломанное, искалеченное тело…

Он обнаружил себя лежащим на земле. Боль перетекала откуда-то снизу, начинаясь чуть ниже колен, и поднималась, вопреки желанию, застывая тугими комьями в груди. Он застонал, и боль тут же вспыхнула яркой вспышкой, на мгновение рассеявшей тьму.

(Ох, парень, похоже, ты крепко влип. Свалился вниз, большим куском протухшего куриного дерьма…)

Когда Сергей открыл глаза, то смог рассмотреть светлеющий прямоугольник вверху — похоже, он пролежал достаточно для того, чтобы уходящая ночь, подкрасила волшебной патиной наступающее утро, или наоборот, отключился совсем не надолго, и луна, вышедшая из-за облаков, решила обратить свой лик, осветив через небольшое окошко прихожей путь к свободе.

(Если ты только способен оценить этот подарок, маленький никчемный олух!)

— Черт… — прошипел Сергей, и попытался перевернуться на живот.

У него не получилось. Ноги казались набитыми ватой — два бесполезных бесформенных придатка. И только боль, что исходила от ног — придавала уверенность, что они есть на самом деле.

— Ну же… — он подбадривал самого себя, понимая, что на самом деле у него не выйдет ни черта, и придется проваляться всю ночь, вот так, на холодной земле, в ожидании утра, когда любимая женушка соблаговолит поднять свой мясистый зад из теплой постельки, и заглянет, наконец, не надолго в прихожую; и даже тогда, когда она заметит дырку в полу (о, даже тогда!) ее куриные мозги не сразу сообразят, что нужно заглянуть внутрь (представь только — она будет тупо таращиться на беспорядок в прихожей, пытаясь понять, что же произошло на самом деле, даже и не пытаясь помочь тебе, маленький покоритель подвалов, парнишка-Сергей).

— Может, стоит посмотреть на все это с другой стороны? — обдав ледяным дыханием, совсем рядом проскрипел чей-то голос.