Иннокентий Соколов - Бог из глины

С тихим шелестом мумия осела, шляпа упала на горстку праха, оставшись укоризненным воспоминанием о бывшем владельце. Сергей почувствовал, как ноги подкашиваются. Он сглотнул и двинулся дальше — в кабину пилотов, заранее догадываясь, что увидит там.

(Мумии — две гребаные мумии. Иссохшие останки капитана, в фирменной фуражке, а рядом такая же мумия второго пилота)

Ожидания обманули.

Кабина была пуста. На приборной панели тухли и зажигались вновь сотни лампочек. А далеко впереди, Сергей увидел огромное здание небоскреба. Оно стремительно приближалось, словно давно ожидало встречи, и теперь, наконец, было готово заключить в свои смертельные объятия кучу ржавого железа.

А еще он услышал тихий шепот, что прошел по салону:

— Бамс-тремс…

Сергей закричал — крик раздался слишком поздно. Железо и камень встретили друг друга в причудливой гармонии разрушения. Вспышка боли, в которой сгораешь без остатка, мгновенно, быстро, и кажется что все это пустяки, вот только почему крик вырывается из груди, и кто это тормошит его, больно вцепившись в плечо?

Остатки крика осели тусклой памятью в воспаленном сознании, переносясь из ночного кошмара в сонную явь спальни.

Мерное дыхание супруги. Тонкий шелест ветра за окном.

Осень. Сознание нехотя выползало из кошмара, привыкая к реальности.

Он провел рукой по простыне, разглаживая невидимые в темноте складки. Этот сон… — все, что случилось с ним, было неспроста. Сергей привык доверять своим снам — но что это могло означать?

Кое-что оказалось знакомым сразу — самолетик, всего лишь куча металлолома, что стоит неподалеку от центральной площади. Обрывки реальности смешались с мутной пеной, что так услужливо подбрасывало подсознание, чтобы окунуть не надолго в ночной кошмар.

Самолет стоял на трех бетонных опорах, его нос смотрел в небо, словно железный птах собирался навсегда оторваться от грешной земли. Проходя мимо, Сергей каждый раз задумывался о том, что может быть внутри. Нет, конечно, он понимал, даже если и найдется смельчак, вздумавший поживиться — все что обнаружит незадачливый воришка, так это грязь, скелеты кресел, торчащие провода и останки приборов. Но воображение рисовало причудливые картины. Например, Сережке представлялось, что останки экипажа и пассажиров навсегда замурованы в железном склепе, и люди, проходя мимо, даже не задумываются о том, что внутри.

Но что означало все остальное?

Старик, странные пассажиры, и столкновение — сон оказался настолько ярким, словно на время столкнулись параллельные миры, и он оказался, насильно втянут в историю, которая вряд ли когда-либо случится с ним самим.

(Хей, парень, а что еще есть в твоих свихнувшихся мозгах?)

Ответить на этот вопрос не представлялось возможным. Кошмар, всего лишь ночной кошмар. Многим часто снятся такие сны, в этом нет ничего плохого. Просто кошмар, и ничего больше…

Внизу, в кухне включился холодильник, недовольное дребезжание перешло в равномерное деловитое тарахтение работающего агрегата.

(Стакан холодной воды, старик, вот что нужно тебе сейчас. Стакан воды, а лучше молока…)

Сергей выполз из кровати. Прошел по коридору, на секунду поймал взглядом серую тень своего отражения в зеркале, спустился вниз, привычно отсчитав ступени. Зажег свет, и открыл холодильник.

Не глядя, нащупал бутылку с молоком. Достал из шкафа стакан, выдавил тонкую крышечку из фольги. Налил молоко, и замер, тупо рассматривая бутылку с неправдоподобно широким горлышком…

Черт возьми, что это? Где-то в дремучем детстве остались треугольные молочные пакеты, бутылки с крышечками из фольги, пионерские галстуки, и странное ощущение грядущих перемен…

Дом дышал ночной тишиной. От его стен исходило ровное тепло. Он словно шептал:

— Не бойся малыш, пока ты здесь, все будет хорошо. Как в детстве. Поверь…

Сергей стоял на кухне, чувствуя как холодный, липкий страх уступает место странной уверенности, что все будет хорошо.

Это его дом. Его жизнь. Дом защитит, ему нечего бояться в этих старых стенах

В конце концов — здесь прошла часть детства. Он стоял в кухне, сжимая стакан с молоком, медленно приходя в себя после кошмара…

Как тогда, когда задремал, сидя за столом, а в переполненной ванне захлебывалась уснувшая супруга. Сергей не знал, что ей снилось, ему было достаточно того, что он увидел сам — дом разговаривал с ним, как со старинным приятелем, шептал, уговаривал потерпеть немного:

— Все впереди, малыш, вот увидишь! Мы вместе одно целое — ты и я, и уж как-нибудь разберемся, как жить дальше. Возможно, придется кое-кому задать взбучку, но не стоит сильно переживать по этому поводу. Все что ни делается — к лучшему, и ты как никто другой знаешь это. А до тех пор, все будет оставаться таким, как есть.

На самом деле, все и оставалось, как есть. И стакан молока оставался стаканом молока. Правда, допотопная бутылка, оказалась вдруг обычным прямоугольным пакетом, с нарисованными коровой и залихватского вида молочником.

(Не удивляйся, и не бойся — все будет хорошо…)

Просто показалось. Немного задремал на ходу, вот и память подбросила картинки из детства, чтобы сон и явь сплелись в один клубок. Бывает и такое, в конце концов. Так что парень, не дури — пей свое молоко, и не забивай голову глупостями, тем более, впереди еще много всего интересного.

(Пей это гребаное молоко, и не суй свой любопытный нос, куда не следует…)

А впрочем, все будет хорошо, малыш. Тебя ждет теплая постель, и ласковые сны, как в детстве, когда ты сопел в две дырочки, закутавшись в теплое одеяло так, чтобы выглядывал только кончик носа. А луна пела колыбельную, и ты вторил ей, посапывая в полусладкой дреме.

(Все будет хорошо…)

Сергей тихо засмеялся и отпил первый глоток.

Они ждали своей очереди на рассыпающихся ступеньках городского загса.

Надежда неприязненно рассматривала убогое здание бывшего кинотеатра. Кирпич местами осыпался, и загс являл собой превосходный образчик типично провинциального колорита. С одной стороны место, где навеки соединяются людские судьбы, с другой — разрушение и обветшалость. Подобный контраст действовал на нервы на меньше, чем затянувшееся ожидание — стерва регистраторша, удовольствовавшись традиционным подношением в виде бутылки шампанского и коробки конфет, умудрилась таки всунуть вне списка еще одну венчающуюся пару.

Теперь приходилось толпиться дружной оравой у щербатых стеклянных дверей, ожидая, когда, наконец, можно будет отдать дань традиции, и подтвердить парой росчерков согласие на взаимное счастье.

Приглашенные гости перешептывались, разбившись на кучки, обсуждая друг друга, молодых, да и просто все на свете. Надежда поправила платье, и оглянулась. Сергей стоял чуть поодаль, сжимая букет с цветами.