Иннокентий Соколов - Бог из глины

И тут же что-то изменилось вокруг. Мир закрутился, и Сергей с трудом успел ухватиться руками за дверь. В нос шибануло гарью, и очертания голубятни поплыли, словно ее стены были вылеплены из воска стараниями неведомого скульптора.

Сережка сидел на скамье, прижавшись к деду, вдыхая запах табака, а у его ног суетились неутомимые птицы, выискивая закатившиеся зерна. Лето еще только начиналось, но уже обещало быть жарким. Сережка прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, чувствуя, что еще немножко, и заснет, чтобы окунуться в сладостную негу, и, пронесясь сквозь годы проснуться, обнаружить себя скорчившимся внутри голубятни, затаившим дыхание, словно боясь спугнуть все то, что промелькнуло перед испуганным взором. Он тяжело прислонился к стене, отчего оказался весь облеплен паутиной.

Сергей вышел, покачиваясь, задрав голову, стирая кровь, что полилась вдруг из носа. Время сыграло с ним странную шутку — пролетевшие мгновения оказались долгими часами. Он вошел в голубятню ярким весенним утром, чтобы выйти ближе к вечеру — все это время он простоял там, каким-то чудом оставшись на ногах.

Солнце зашло, и весна стала похожей на осень. На холодном ветру покачивались засохшие стебли, и прошлогодняя листва желтела на земле, отчего казалось, что вместо апреля, неожиданно вернулся тоскливый ноябрь.

Жданов вернулся в дом, спустился на кухню, чтобы смочить платок. Затем уселся за стол, прижимая мокрую ткань к переносице. Произошедшее на голубятне не на шутку встревожило. Он заерзал, пытаясь устроиться удобнее на стуле. Надежды не было слышно — возможно она опять возилась на веранде, либо многострадальный диван принял тяжесть ее тела. Сергею было все равно.

Одна мысль не давала покоя, и он снова и снова повторял про себя один и тот же вопрос:

— А ведь ты не против вернуть все назад, не так ли?

И ответ на этот вопрос вертелся на языке, до тех самых пор, пока он не забрался в постель, чтобы под теплым одеялом заснуть спокойным сном человека, принявшего для себя одно важное решение.

Надежда с самого утра отправилась навестить любимую матушку, и Сергей слонялся по двору, думая, чем занять субботний день. Женушка отбыла на чихающем, испускающем клубы дыма "Москвиче", и теперь наступило блаженное время, когда можно не боятся того, что дражайшая половина будет неотступно следить за ним (совать свой любопытный нос, куда не следует!), словно выискивая возможность упрекнуть, в чем-либо.

Зима ушла, но после трех месяцев, проведенных в снежном плену, в холодных стенах дома, словно какая-то стальная заноза, засела в груди, и каждый раз, когда Сергей, раз за разом прокручивал в голове все веселые деньки, что остались в трескучих морозах, он приходил к выводу, что семейный кораблик все глубже и глубже погружался в стоячее болото, заставляя расступаться зловонную топь, выпуская пузыри, чтобы найти упокоение где-нибудь на дне, куда не попадают солнечные лучи.

По правде, говоря, эта толстуха стала доставать его своей непроходимой тупостью. Она словно специально раскачивала лодку, находя какой-то изощренный кайф от того, что ему с каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее сдерживать себя.

Ладно, к черту все эти толстушечьи проблемы. Сергей повернулся, задумчиво рассматривая громадину дома. Дом как дом — два окна внизу, два вверху. Еще выше, дверка чердака. Там, под крышей, много пыли. Скорее всего, чердак под завязку забит различным хламом, хотя кто знает — сам Сергей никогда не был там. Интересно, что скрывается за этой маленькой дверкой?

Сергей подошел к дому, и задрал голову.

Высоко.

Когда-то давно, к стене была прислонена огромная лестница, по которой дед забирался наверх. Пробовал подняться по ней и Сережка. Он до сих пор помнил, как закружилась голова, и мир поплыл куда-то вбок, когда он добрался до середины.

(Ха, вспомни-ка лучше, как маленький мальчик хлюпал носом, не в силах спуститься, и как поблескивало солнце, сквозь мокрые ресницы, а еще он звал дедушку!)

С тех самых пор, содержимое чердака оставалось тайной за семью печатями. Позже когда Сережка подрос, и мог уже смело карабкаться по лестнице, не боясь высоты (и к тому времени во всей округе не осталось ни одного дерева, на которое бы Сережка еще не успел взобраться), дед разобрал эту чертову лестницу, и ее деревянные остатки гнили где-то во дворе, за летней кухней.

Сергей улыбнулся. Иногда приятно копаться в прошлом, находя обрывки воспоминаний, про которые и думать позабыл. И чем неожиданнее были такие находки, тем больше волшебства было вокруг. Это как найти золотую монетку на пыльной дороге. Монетку, которую ты потерял много лет назад, и теперь нежданно-негаданно нашел вновь.

Но как бы то ни было, для того, чтобы посмотреть, что же там, на чердаке, придется немного постараться. Тем более, что Сергей с самого начала собирался взобраться наверх, посмотреть как обстоят дела с крышей, чтобы в первый же дождь не возиться с тазиками и ведрами, подставляя их под мутные от штукатурки капли.

Сергей заглянул за летнюю кухню. Из гниющих кусков дерева трудно было соорудить лестницу, но он не собирался сдаваться просто так. В сарае, насколько он помнил, пылились длинные деревянные брусья, что же касается перекладин, в дровах среди разной гнили, должны найтись несколько вполне приличных досок.

Так и вышло. Сергей вытащил из сарая несколько брусков, затем приколотил к брусьям найденные перекладины. То, что получилось, назвать лестницей можно было с большой натяжкой, но лучшей, черт возьми, у Сергея не было!

Сколотив несколько секций, он изготовил лестницу, достаточную для того, чтобы забраться на крышу. Прислонив ее к стене, Сергей начал восхождение.

Где-то на середине пути, он остановился. Лестница опасно прогнулась под его весом, и слегка потрескивала при каждом движении. Сергей представил, как старое дерево подламывается, и он нелепо размахивая руками со всей дури шлепается о землю, ломая кости.

(И вот что парень, — это будет не первый раз, когда бедные косточки не выдерживают нагрузки)

А потом… Сергей знал, что будет потом.

Боль, много боли. Боль, от которой волосы встают дыбом, и в глазах вспыхивают маленькие искорки. И стальные шурупы, что вкручиваются в тело, заставляя его вибрировать, в ожидании, когда же прекратится эта мука!

О, это все можно будет вспомнить, если гнилое дерево решит, что из него получился никудышный альпинист. А может быть и нет, если ты не будешь торчать как последний остолоп, остановившись посредине, забыв, зачем ты собственно лезешь наверх. Давай, парнишка, шевелись, пока не поздно!

Сергей ухмыльнулся. Ему стало страшно, но он не собирался сдаваться. Ни в коем случае!