Тобша Лирнер - Сфинкс

— Врешь ты все — точная цитата: «представлениям восприятий». Дружище, ты что-то недоговариваешь. Выкладывай, что думала Изабелла по поводу того, что нашла.

— Что это разновидность астрариума со сверхъестественными качествами.

Австралиец вытаращил глаза.

— Так считала Изабелла, — быстро добавил я.

— Замечательно! Это многое проясняет. Оливер, я знаю, что ты циник, но давай вспомним, как воспринимали магию древние египтяне. Она была неразрывно связана с религиозным поклонением и интеллектуальными исканиями. Например, Исиду звали Величайшей в магии, и ей было дано узнать тайное имя Бога-солнца. Тот, бог письменности, также был богом магии. В его задачу входило сортировать творения высших божеств: Осириса, Гора, Птаха, Амона и Ра. Это давало ему огромную власть. — Барри пользовался любой возможностью поговорить о древних египтянах и, касаясь этой темы, чувствовал себя как рыба в воде. — Каждый уважающий себя маг — как я, например — имеет богатую библиотеку. Маги читали каждое святое слово, каждую запятую, каждую книгу Тота. Они полагали, что благодаря знаниям сумеют сравняться могуществом с богами. Говорю тебе, их представления были гораздо сложнее, чем описано в учебниках истории. И не исключено, заметь, только не исключено, что негодники были правы.

— Какое отношение твой треп имеет к астрариуму и астролябии?

Барри сунул палец в скопившуюся в трубе грязь и, не замечая моей гримасы, облизал.

— Видишь ли, приятель, если этим инструментом некогда пользовались маги, ты должен принять их образ мыслей и обращаться с ним соответствующим образом, то есть с почтением и трепетом. Этот артефакт, как ты предпочитаешь его называть, в умелых руках может оказаться очень грозным оружием. В руках человека, знающего, как им пользоваться. Если Изабелла права, его создали за сотни веков до эпохи Просвещения, отделения церкви от государства, религии от науки, до категоризации психики. Хотя я не жду, что меня поймет такой сухарь, как ты, — с чувством закончил он.

Я показал на трубу. Она стояла прямо, словно обелиск дурному предзнаменованию.

— Есть в ней магия или нет, обладает она силой, или это все выдумки, Изабелла погибла из-за этого проклятого осколка допотопной истории.

Барри осторожно счистил слой грязи в верхнем отверстии трубы, и появился край чего-то похожего на деревянный корпус.

— Уж слишком хорошо сохранился для эпохи Птолемеев. Ты уверен, что Изабелла точно определила даты?

— Ты же ее знаешь — она была увлеченным человеком и к своему делу подходила очень серьезно. Но — тебе это понравится — в том, что этот предмет существует, ее убедил на Гоа мистик Ахмос Кафре.

— Тот самый Ахмос Кафре?

— Вероятно, тот самый.

— Легендарный малый. Самый сильный мистик нашего века.

— Да. Наряду с Гудини, Кроули [8] Кроули, Алистер, урожденный Эдвард Александр Кроули (1875–1947) — один из наиболее известных оккультистов XIX–XX вв. и Микки-Маусом. По праву или нет, ему удалось полностью овладеть сознанием Изабеллы. И вот миф превратился в реальность, — театрально закончил я и сел на пол.

Барри снова заглянул в цилиндр.

— Придется отнести его ко мне домой, там я все обессолю и установлю возраст деревянных частей. Господи, если Изабелла права, ты представляешь, какое это может иметь значение?

К моему ужасу, лицо австралийца осветилось тем же маниакальным возбуждением, какое я не раз видел у жены. До этого я раздумывал, не спросить ли мнения Барри, почему исчезли внутренние органы Изабеллы, но теперь решил не поощрять его излияний о мистицизме.

— Забирай, но постарайся поскорее разобраться. Прежде чем вернуться на следующей неделе в Абу-Рудейс, я хочу решить, что делать с этой чертовой штуковиной.

С балкона я наблюдал, как Барри шел по улочке и его косматая шевелюра мелькала между ветками магнолий. Ночь была такой же естественной средой обитания австралийца, как таинственный подводный мир. Он ничего не боялся. Хотя я думал, что это не бесстрашие, а тяга к риску — непреодолимая потребность искать ситуацию, когда можно проявить все свои качества. Именно поэтому я не сомневался, что он возьмется за работу.

Барри завернул за угол и исчез из виду. Обессиленный, я привалился к стене, ощущая на лице ночной ветерок. Промокшая от пота рубашка прилипла к спине, и я понял, как сильно боялся уснуть. Сердце щемило при мысли, что я с каждым днем буду все больше забывать Изабеллу, пока она окончательно от меня не уйдет — страшно и навсегда.

Я потащился в спальню, где стояла низкая широкая кровать. На ней лежало лоскутное одеяло с вшитыми зеркальцами — индийское приобретение Изабеллы. Меня приводило в ужас, что придется спать в этой кровати одному и утром обнаружить, что место жены пустует. Реальность потери Изабеллы разрасталась как невидимая сила, грозившая подавить мое желание жить. И я знал, что, если сейчас не усну, мне грозит срыв.

Стянув рубашку и брюки, я вошел в ванную. Дойдя до шкафчику столкнул баночку с тальком, рассыпав содержимое на подоконнике. Несколько мгновений с тоской смотрел на устроенный беспорядок, но понял, что слишком пьян, и решил убраться утром.

Почистил зубы и, пытаясь протрезветь, опустил лицо в раковину с холодной водой. Ощущая воду в ноздрях и у губ и невольно вспоминая мертвое лицо жены, я пробовал представить, каково ей было, когда она захлебывалась. Ударилась ли в панику или до конца боролась, чтобы не разлучаться со мной? Я хотел знать. Проникнуть в ее сознание, вернуть ее обратно. Секунду меня подмывало глубоко вдохнуть и присоединиться к ней.

Дождавшись, когда легкие стало ломить, я, отплевываясь, распрямился, ощущая, как с лица течет вода.

Убрав с зеркала шарф, которым завесил его Ибрагим, я едва себя узнал. Обросший, щеки от усталости и горя ввалились. Неожиданно я обрадовался своей новой внешности — она символизировала переход от человека, которым я был до смерти Изабеллы, к тому, которым стал теперь. И решил: отныне, чтобы подчеркнуть новый облик, не стану бриться. Я настроил себя решительно — этот новый, незнакомый Оливер будет спать в пустой кровати и не вспоминать, как занимался в ней любовью, не замечать все еще исходящий от простыней легкий запах кожи Изабеллы — запах, отпечатавшийся в моих чувствах.

Я снова вступил в спальню, бросился на лоскутное одеяло и через несколько секунд заснул.

Меня разбудил скрип отворяемой двери. Я разлепил глаза и вытянул шею, чтобы посмотреть время на цифровом будильнике. Часы показывали без пятнадцати четыре утра. Но сколько я ни смотрел, цифры не менялись. Проклятая штуковина снова сломалась, подумал я и потянулся выключить будильник, однако шум в ванной заставил меня повернуться. Дверь была закрыта, но в щели под ней я заметил свет. Это заставило меня похолодеть: я не помнил, чтобы оставлял лампу включенной.