Тобша Лирнер - Сфинкс

Она показала на кресло, в котором я сидел.

— Он находился в этом кресле с иглой в руке и кожаным ремешком… как вы его называете?

При мысли, что сижу там, где обнаружили труп, я вскочил с кресла. И, стараясь скрыть брезгливость, повернулся к мадам Тибишрани.

— Жгут?

— Oui, [16] Да (фр.). что-то вроде жгута. Он уже был мертв. Наверное, целый день. Одного не понимаю: Барри не увлекался героином, в этом я уверена.

Она была права: Барри, хотя и пользовался многими стимулирующими наркотиками, был страстным противником героина. Кроме того, Александрия вовсе не тот город, где можно легко приобрести героин. И еще мадам Тибишрани была права в другом: Барри впитывал и ценил все, что могла дать жизнь, и никогда не наложил бы на себя руки. Зачем? Какая-то нелепость. Все дело в астрариуме. Не иначе. Что это — убийство или, может быть, расправа по приказу властей? Нашли они астрариум или Барри удалось его спрятать? Мысли кружили на одном месте, и до меня стала доходить страшная реальность. Затем в голову пришло другое: если неизвестные не остановились перед убийством Барри, то легко прикончат и меня. Необходимо найти астрариум.

Те, что пришли к Барри, действовали по плану. Я окинул взглядом разоренную комнату. Они убили хозяина, затем обыскали квартиру. Но у меня сложилось впечатление, что ушли они разочарованными — настолько разочарованными, что громили все направо и налево.

— Я молюсь за него, — сказала мадам Тибишрани. — Вы же знаете: если это самоубийство, его душа не попадет на небеса. Я говорила со священником, но он непреклонен.

Пока сирийка переживала за неприкаянную душу жильца, я мучился собственными мыслями. Неужели Барри погиб из-за того, что я попросил его сделать углеродный анализ астрариума? Неужели я прямо или косвенно повинен в его смерти? Кто настолько сильно хочет завладеть астрариумом, что ради этого готов пойти на убийство? И кто вообще знал, что он находится здесь? Кого опасался Фахир? Я невольно поежился и оглянулся. Мадам Тибишрани заговорила громче, и до меня стал доходить смысл ее слов.

— Меня пытались убедить, что Барри в домашней лаборатории готовил наркотики. Какая нелепость! С тех пор как произошла трагедия, полиция, тайная полиция и городские власти не перестают меня беспокоить. Приходила даже какая-то англичанка и задавала мне вопросы. Кто дал ей такое право? Я посмотрела на нее и решила, что она не была любовницей Барри, — у такой женщины вообще не может быть любовников…

— Вы запомнили ее имя? — нетерпеливо перебил я сирийку. У меня возникло подленькое подозрение, что я знаю, кого она имеет в виду.

— Она назвалась Аделией Лаймхерст. Когда я попыталась не пустить ее в квартиру, она меня просто оттолкнула и обошла все углы. Разве не безумие?

Значит, Амелия здесь побывала. Откуда ей стало известно, что астрариум у Барри? Чем больше я об этом думал, тем очевиднее становился ответ. О нашей дружбе и о том, что Барри занимается определением возраста артефактов, знали все. Знали и об одержимости Изабеллы. Связать одно с другим ничего не стоило. Я внимательно осмотрел комнату, стараясь определить, что пропало из квартиры. У стены стоял огромный стеклянный сосуд — гордость Барри, аквариум с тропическими рыбками. В голову пришла нелепая мысль: что бы сообщили бы мне рыбы, если бы умели говорить? Я не был уверен, что хочу это знать.

— Женщина что-нибудь с собой унесла? — повернулся я к хозяйке дома.

— Ничего! Зато задавала очень много вопросов. Спросила даже о вас и о вашей несчастной жене.

— Возмутительно! Мадам Тибишрани, вы не оставите меня на несколько минут одного? Я хочу попрощаться с Барри без свидетелей.

Ее глаза опять наполнили слезы, и я ощутил укол вины, обманывая ее. Но не мог же я при ней обыскивать комнату.

— В других обстоятельствах я ответила бы отказом, но из уважения к вам и вашей бедной милой жене, которые были с ним так близки… Кроме того, мне надо покормить несчастного Томаса. Позовите меня, когда закончите. — И она ушла с мяукающим котом на руках.

У меня не осталось сомнений, что Барри убили, и я хотел выяснить, успел ли он спрятать астрариум. И если спрятал, то где. И еще один, более важный вопрос: кто за всем этим стоит?

Я сел на кожаный стул и постарался представить себя на месте Барри — посмотреть на все его глазами. Где он мог спрятать астрариум? Я подавил желание вскочить и начать остервенело копаться в разбросанных вещах. Напряг ум, закрыл глаза, затем открыл. Взгляд остановился на аквариуме с рыбами. Все в нем было как прежде — песок и ил казались нетронутыми. Я еще несколько секунд не сводил с аквариума взгляда, потом беспокойно поднялся — внутри, как выброс желчи, нарастали паника и страх. Полиция или убийца Барри могли вернуться в любой момент, так что действовать следовало быстро.

Я решил проверить другие комнаты. Матрас в спальне был распорот, три деревянных ящика, в которых Барри держал одежду, перевернуты: брюки, саронги, нижнее белье и гидрокостюмы — все свалено в одну кучу. Вид его любимой доски для серфинга с любовно выведенной строкой из «В дороге» Джека Керуака заставил меня остановиться в нерешительности. В гневе от такого вандализма я пнул стену. На пол сполз плакат, и мой взгляд упал на маленькое святилище Будды. Божество лежало разбитым, неподалеку блаженным лицом вверх валялась отколотая голова. Тут же была брошена статуэтка Тота, древнеегипетского бога письма и магии — любимого бога Барри. Но где же астрариум? Где-то за пределами квартиры скрипнула половая доска. Я замер и, борясь с чувством, что не один в комнате, посмотрел через плечо. Подождал. Ничего. Осторожно, стараясь не шуметь, перешел в ванную, где Барри оборудовал домашнюю лабораторию.

Метры стеклянных трубок — вакуумных линий — были подвешены к потолку на металлических рамах и переплетались друг с другом, напоминая причудливую скульптуру. Раковина превращена в рабочий стол, на котором стояли маленький холодильник, ступка с пестиком, лежали молоток и напильник с приставшими к нему волокнами темного дерева.

Нервничая и не зная, что могу найти внутри, я осторожно открыл холодильник. На полках стояли заткнутые пробками стеклянные мензурки с жидким азотом — непременное составляющее углеродного анализа. Две из них были недостаточно хорошо закупорены, и из-под под пробок курился парок. Рядом стояла нетронутая банка пива «Фостер». Несколько мгновений меня подмывало распечатать ее и выпить за упокой Барри — извращенная слезливость, но он бы ее одобрил. Меня остановил звук, донесшийся из соседней комнаты, — как будто что-то разбилось. Я подпрыгнул, затем прижался к стене и, действуя как можно тише, взял со стола самые тяжелые пассатижи. Держа их в поднятой руке наподобие дубинки, я пошел к полуоткрытой двери, каждую секунду ожидая столкнуться с бандитом. Но нашел всего лишь голодного котенка, который посмотрел на меня гноящимися глазами и жалобно мяукнул. Я с облегчением выронил пассатижи. Очередной беспризорный, нашедший у Барри кров.