Синеусов Владимир - Тень Города

— Ну, зараза, твои шуточки в этом стиле скоро легендой станут.

— Нет, фиг тебе!.. Вобщем рано мне легендой становиться, можно ещё и пожить. А про ядерный взрыв — не такая уж и шутка — это не просто переворот, это Третья Мировая. Ты знаешь, на каких технологиях сидит Васильев? Ты слышал байки о Призраке и Катапульте? Вот меня и послали в этот чёртов Город, а база — так — прикрытие. Хорошо, что провокацию сорвали, а то бы выдали это как неповиновение Васильева. Помимо Абрамова замешано несколько министров, помимо ЦСКА и внешки — ещё и контра и менталитет. И наши тоже. И армия.

— Боже, так это правда! Вот почему на вас объявлена охота! Но ты ведь знаешь цену и алгоритм всех этих «Сирен», «Перехватов» и «Вихрей»! И объявить тебя вне закона они не могут, прямого приказа на задержание или ликвидацию нет, сам проверял. Всё делается на уровне «рука руку моет», у них нет ничего на тебя, да и шум они поднять боятся. Действовать тихо не так-то легко. Несколько наёмников по городам, или ничего не знающие гаишники на дороге, которым передали ваши фамилии, фото и приказали задержать «для выяснения обстоятельств», а больше у них ничего нет! Механизм запущен, но в таких ситуациях он проявляет всю свою неповоротливость…

— Если не принимать во внимание, что при всей неповоротливости ему противостоят пиджак, психолог и только одна оперативница, Миша. Когда тот же Абрамов поймёт, что единственный выход для него — пуля в лоб, он спустит тормоза, поскольку терять уже нечего, в тебя танк палил? А в нашу машину — прямой наводкой!

— Пиджак, Володя, да — пиджак! — сказал Михаил, крепко пожав руку Синеусову — но на ком держится Система — не на генералах и не на спецах, не на электронной разведке или спутниках наблюдения — на пиджаках! Ибо, такие как мы создают её, мы пишем сценарии всех этих «перехватов», контентов, устанавливаем орбиты спутников! Спецы без наших планов сортир, который захватил террорист с поносом, брать не пойдут! Мы знаем все сильные и слабые стороны системы, и каждый из нас, создавая тот или иной сценарий, оставляет в нём свою, заветную лазейку, запасной выход! Против тебя будут играть такие же пиджаки, но будут играть лениво и нехотя, поскольку понимают, что травят своего! Мы стёрли всё о тебе — ориентировки, отпечатки, ДНК, сейчас ведь всё это хранится в компьютерном банке данных… Хранилось — и больше там ничего нет. Нет ничего, кроме ФИО, номера паспорта и фотографии, да адресов твоих родственников и друзей известных им. Ничего, пойми! И ты будешь всегда опережать противника на несколько ходов, пока не поставишь ему мат. Пока ваш Васильев не пришлёт за тобой верт и не доставит в свой чёртов Город, а там вы отсидитесь, пока всё не будет кончено. А потом — ох и нужны вы им целенькими и свеженькими. Но на твоём месте, я бы ждал в Москве, под защитой своих людей из Конторы, Охранки, ВВС, найдутся люди на самом высшем уровне, которые вас спрячут! Пойми, Володенька, — на нас, на тех, кого полупрезрительно называют «пиджаками», держится Система, больше того, держится Империя, да весь мир! Ты прорвёшься, друг, вы все прорвётесь, наш брат свернёт всей этой мрази шею, и вы выйдете побе…

Внезапно, что-то толкнуло Михаила в левый бок, правая пола пиджака вздыбилась, что-то глухо ударило в землю, выбив фонтанчик песка. Михаил кашлянул, и Владимир почувствовал на своём лице мелкие капельки крови друга. Не отпуская руки Синеусова, Михаил осел, а затем, упал навзничь, раскинув руки, и закрыл глаза. Навсегда. «И Миша…» — подумал Владимир, почувствовав непередаваемую боль и одиночество, просто раздавившее его непосильной тяжестью. Он знал, что следующая пуля его, но не думал об этом. «Аня! Господи, Аня! Снова!» В полсекунды повернувшись к машине, стоящей метрах в пятнадцати от них, Владимир, что есть сил, крикнул: «Аня, прячься, милая, прячься!» — но «Барби» уже запихивала Анну в бронированную «десятку».

Владимир спокойно смотрел на ржавую трубу кладбищенского крематория, черневшую в километре от них, на которой расположился невидимый щелкунчик, он увидел едва заметную вспышку — его вспышку, но свист пули, сразившей его друга только сейчас донёсся до Синеусова.

«Какая скорость, намного больше чем должна быть у излётной пули СВД! Неужели переобжал пятьдесят четвертую гильзу на полубронебойную «сербку» или даже «двадцать четвёртую» на поддоне? И так, чтобы не увеличить разброс выше десяти на кило! Да, этот щелкунчик истинный профи, если ему не выдали фабричные подкалиберные боеприпасы оружейники из внешки!» — только и успел подумать Владимир, прошло меньше секунды, как он почувствовал лёгкий толчок в грудь, чуть ниже левого плеча…

«Время, как же ты любишь шутить, мать твою, если у Времени есть мать! Или всё же правы были мудрые жрецы Та-Кем, отрицая существование времени как такового, считая иллюзией сознания ?» Печать Крылатой богини молчала , это не было работой предмета , его собственная ментальная сила могла искривлять пространство, что совсем недавно спасло им жизнь, и, не раз стоило жизни его врагам, в горах под Аргуном и в пустыне под Эн-Наджафом. А искривлять время — как материю иллюзорную , способны многие, как его дед в восемьдесят втором году, над Бекаа, в воздушном бою. И с Владимиром было такое, было не раз: когда он уходил от противотанкового «Фагота» в чеченском ущелье, когда уводил «фаталистом» тяжёлое бревно ЗУР «ADATS», когда, при бегстве из Города, до того, как он активировал древний ТЭИ, их обстреливала БПСами мощная пушка бэхи, когда бежал к разбитой БМВ на Каширке… Но тогда время растягивалось, очень сильно, но осознаваемо, сейчас же, — как ему казалось, время почти остановилось. Пуля вошла выше сердца и не задевала аорту — впрочем, это ничего не меняло — на то она и «сербка». Он не чувствовал боли, но чётко ощущал, как «сербка» миллиметр за миллиметром вгрызалась в его плоть, казалось, что это не двухмаховая пуля, а аккуратно и медленно, под контролем рентгена или томографа, вводимый в тело какой-то хирургический инструмент. Казалось, что это будет длиться вечно — возможно так и должно быть… Ведь в доли миллисекунды по времени объективного мира , углубившись в плоть всего сантиметров на семь, когда силы кавитации и трения в мягких тканях достигнут критического предела, тонкая медь разорвётся, хвостовая часть начнёт кувыркаться в двух плоскостях, создавая широкий раневой канал, и мощная ударная волна пойдёт вперед и в стороны от фрагмента, сокрушая всё. А позади рвать плоть продолжит вакуум. От удара разорвётся верхняя часть лёгких, но Бог с ними с лёгкими, лопнет аорта, выбрасывая всей мощью сердца, кровь в грудную полость и лишая питания мозг. Это будет конец. Боли не будет. Просто, секунд через тридцать, он потеряет сознание, чтобы уже никогда не очнуться. Даже если через пару минут подоспеет случайная неотложка, у них будет всего десять-пятнадцать минут, не хватит и до кардиореанимации довезти, не говоря о том, что, даже с системами искусственного кровообращения, самому опытному кардиохирургу понадобится не менее получаса, чтобы «заткнуть дырку». Но когда это будет? Как же медленно ползёт пуля в его мясе! Да, так и должно быть, ибо совсем скоро время потеряет для него всякое значение. И останется только Вечность. Интересно, придёт ли Крылатая богиня за ним, как она пришла, чтобы увести Амен-Хотпа? Странно — откуда такая ревность в такой момент, или он действительно ощущал себя новым Хранителем Печати ? Глупейшая мысль. Сколько их еще успеет пронестись? Пока в его мясе ползёт пуля, время растянуто, потом, наверное, наваждение кончится. И через полминуты… Странно, нет не только боли, это легко объяснить, повреждаемые окончания не успевают передать сигнал, а потом, нервные клетки гибнут от кавитационной баротравмы. Нет страха, — но ему ли бояться, если ты знающий — ты не боишься смерти. К тому же, он уже умирал тогда, три с половиной тысячи… Но тогда, Амен-Хотп умирал, исполнив назначенное , умирал видя победу. А он не успел исполнить, то, что должен. Он не открыл Врата , и только он может их открыть. Темпоральный портал, который строят в Городе, на основе пары полученных кристаллов — не Врата, на открытие Врат нужно разрешение . Может, Фараон соберёт под Щит людей Андронова, и это разрешение будет получено? Нет даже отрешённой тоски, приличествующей моменту. Ничего нет. Ничего. Только он и Вечность, открывающаяся перед ним. И еще — маленький, бешено вертящийся металлический предмет, медленно, но верно вгрызающийся в плоть. Осталось, разве, сожаление, что он не увидит агонии Зверя. Но ведь ещё есть! — ослепительная вспышка боли, сменившаяся туманом тоски и вины, охватила не тело, но всю душу Владимира.