Сергей Арно - Живодерня 2

— Да что-ты, бомж? Пошутил я, не выбросим. Ты, видно, натерпелся, что даже шуток не понимаешь. Вон садись, сейчас чаю тебе дам. Как оказался-то тут?

— За мной гнался один… — проговорил Илья, садясь на откидное сидение.

— Ну да?! — оживился машинист, усаживаясь рядом в кресло. — Это такой здоровенный зомби, да?!

Илья кивнул.

— Слышал, Пал Палыч? Так этот зомби его ловил.

Пал Палыч, сидя перед пультом управления через ветровое стекло зорко вглядывался в ночь; он уже двадцать пять лет вглядывался, оттого лицо его было сморщенным, уж чего он только не перевидал за эти годы.

— Мы его видели. Ужас! Может, извращенец?! Не хотел бы я, чтоб такой… А чего он от тебя хотел-то?

— Даже не знаю, — признался Илья. — Никак от него не убежать, как рок какой-то.

— Ну, жуткий у тебя рок. А звать-то тебя как?

Самого помощника машиниста звали Виктор. Он налил Илье из термоса чаю, угостил бутербродами. Илья, вспоминая вкус тюремной баланды, ел с удовольствием.

Илья впервые оказался в кабине электровоза, и ему было интересно и страшновато — кабину болтало, кругом все громыхало, только приборы горели в полумраке.

— Ну, теперь маньячина тебя не догонит. Если, конечно, в вагон где-нибудь не залез.

Илья не ответил.

— Мы вообще-то тебя должны были бы в милицию сдать по инструкции, но не боись, не будем. Правда, Пал Палыч?

Рулевой кивнул, не посмотрев в их сторону — он боялся пропустить указующий знак семафора.

— А куда состав-то идет?

— В Новгород, там день стоять будем.

— В Новгород?! — радостно и изумленно воскликнул Илья, не веря своим ушам. — В Новгород?!

Он даже привстал от радости.

— А ты чего бывал там?

— Бывал, — вздохнул Илья, мечтательно глядя в даль.

Он вдруг почувствовал облегчение. Он ехал домой, на родину, в мир, где все стоит на своих местах, где жизнь размеренна и спокойна. Как же устал Илья от этих приключений…

— Бывал, — повторил он с облегчением. — И уж теперь никогда оттуда не уеду.

Вдруг что-то с силой ударило по кабине. Звоном отдалось в корпусе. Илья напрягся.

— Чего это зазвенело? — Виктор повернулся к Пал Палычу. — Человек?

Пал Палыч помолчал, а потом сказал нехотя.

— Человек не так звенит. Сколько тебя учить? Человек — с этаким растягом. Дольше звенит, потому как выше. А это мелкая тварь. Кабан может.

— Нет, Пал Папыч, уж я слышал, как кабан звенит. Я когда в Усурийск составы гонял…

Но Пал Палыч перебил.

— Там кабан не тот, крупнее местного. Там лось звенит, как грузовик. А здесь я раз коровой звенел, так думал поросенок, такая дохлая.

Илья слушал разговор, не понимая узкопрофессиональной терминологии.

— А как это звенит? — найдя промежуток, решился Илья прояснить обстановку.

— Как-как. Сбивает когда состав кого-нибудь, так обшивка звенит, чего ж тут непонятного, — простодушно пояснил Виктор.

— И часто люди попадаются?

— Не скажу, что каждые пять минут, но бывает. Выскочит кто-нибудь из кустов… и звенит. Но все по-разному, у каждого свой звон: корова, птица, человек… Если видим заранее, останавливаем, если можем. Раньше-то, услышав звон, состав останавливали и пострадавшего собирали по частям. Точно, Пал Палыч? — машинист, не отрывая взгляда от дороги, кивнул. — И я собирал, график сбивали этим здорово. Теперь не останавливаем. Даем на ближайшую станцию информацию, они бригаду сборщиков присылают. Это ж поезд, а не велосипед — тут не поможешь, только из графика выбьешься. Вот недавно случай у меня был, это до того как с Пал Палычем в бригаду попал. Днем ехали. Видимость паршивая — туман — вдруг из этого тумана выступает человек и идет прямо на поезд. Даем сигнал, хоть бы что. Подъезжаем ближе — старуха в платке. Вдруг она, карга старая, встает на колени и кладет голову на рельсы. Это не смешно, — вдруг серьезно сказал Виктор, хотя Илья и не думал смеяться. — Ну мы по тормозам, чуть-чуть не успели. Слышим, захрустела бабка. Выскакиваем, искать начинаем. Слышим, кричит: "Здесь я, здесь!" Представь! Закрутило бабку между продольной тягой и электродвигателем. И так оказалось, что старуха между ходовыми частями электровоза оказалась как будто на шпагате растянута, как лягушонок. Мы попробовали освободить, не тут то было. И так и этак, ничего. Мы ей говорим: "Бабка, чего ж ты под поезд-то полезла?"

"Дура, — говорит, — была. Это я в знак солидарности с демократическим движением, за продвижение по пути реформ, вот я и по пути…" "А теперь поумнела?"

Пришлось вызывать со станции специальную бригаду с гаечными ключами, старуху из электровоза выворачивать. А пока приехали, пока гайки открутили, старуха извелась вся. Во как она проклинала эти пути реформ и закрученные гайки, из- за которых маялась. Но сохранилась, повезло ей… Хотя, зараза, на целый час своими акробатическими трюками график движения сбила. Это не смешно, у нас с этим строго. Вот как бывает. Иногда идет по рельсам кто-нибудь — ты гудишь, а он не слышит. Дашь по тормозам, а он, сукин кот, с рельсов сходит и этак ручкой!..

— Да-а, — вздохнул Илья. С того момента, как он узнал, что едет домой, он успокоился, словно и не было ничего позади в том ужасном городе.

— Вот, ты говоришь, интересно, — снова приписал он Илье, то чего тот не говорил. — А интересно не это. Интересно другое. Как вещи с них слетают?

Виктор приблизил к Илье лицо в полумраке кабины, и состроил таинственную гримасу.

— Да брось, все равно не поверит, — пробурчал от пульта Пал Палыч.

— Чего брось-то, а действительно, как?! Пал Палыч! Ведь это ж мистика какая-то. Законы физики-то нарушаются.

— На законы плевать. У дороги свои законы.

— Вот и я говорю — свои. Так что такие чудеса.

— Что слетает-то? — поинтересовался Илья, так ничего из их разговора и не поняв.

— Что слетает? — передразнил Виктор. — А вещи — вот что слетает. Вот как ты объяснишь, что сбитый поездом человек лежит мертвый, ботинки у него на босу ногу надеты, а носки отдельно лежат. Или пиджак на голое тело надет, а рубашку после на кустах находят. И это не смешно! Сам я такое видел!.. Женщина в шубе, а под шубой бюстгальтер один. Свитер рядом лежит.

— Ну-да?! — усомнился Илья.

— Я ж говорил, не поверит, — бросил Пал Палыч. — А я сам сколько таких случаев встречал за четвертной работы на колесах. Это каждый машинист знает. Почти всем такие случаи встречались. Но это, говорят, при определенной скорости такие штуки.

— Случилось однажды даже челюсть вылетела… — вспомнил Виктор.

— Ну, это дело не хитрое, — вон у Людмилы, жены моей, так по несколько раз на дню выскакивает. Сделали, стервецы, плохо.

— Ну, а что ты скажешь о том, что одни покойники целиком, а другие неизвестно в каком состоянии. И это не смешно.

— Вот тут ничего сказать нельзя, — согласился от пульта Пал Палыч. — Действительно, один словно бы своей смертью умер — целехонький, даже ведь ни единого синяка, ни единого кровоподтека, а знаешь, что шибануло его будь здоров — сто пятьдесят — сто шестьдесят иногда, а он целехонький. А иного по крохам собираешь: разрывает его на кусочки, разбрызгивает по кустам, косогорам… Что за чудеса такие? Но вот со мной что приключилось. Было это в … дай Бог не соврать… в семьдесят шестом году, меня тогда только из помощников в машинисты перевели. Ну-ка замени меня, Витек.