Сергей Арно - Живодерня 2

Около "Катькиного" садика Илью остановил молодой человек со следами вырождения на пухлом лице. Пуская слюни на рубашку, протянул Илье бумажку с закорючкой, чем-то напоминавшей свастику. Илья покрутил бумажку в руке, не зная, что делать с подарком идиота, и бросил в урну; та уже переполнилась от таких бумажек, и было такое чувство, что урну сейчас вырвет.

В самом садике кто-то, не переставая, вопил в мегафон о национальной идее. Илья зашел и огляделся: два десятка слушателей и десяток выступавших объединял единый недуг. Все они были умственно недоразвитые, это было видно невооруженным глазом. У всех у них на руке были повязки с той же символикой. Слюни текли на рубашки, выпуклые глаза с восторгом глядели на такого же выступавшего идиота, между ними чувствовалось полное взаимопонимание. Но вот Илья, как не старался, никак не мог понять выступающего идиотского человека.

Илья послушал и хотел идти подальше от идиотов, но тут к памятнику Екатерины поднялся предводитель — заросший бородой мужчина и стал говорить, но тоже какую-то ахинею. Илья слушал в недоумении. В выступавшем он узнал… сначала ему казалось, что он ошибся, но, приглядевшись и прислушавшись, понял, что нет. Это был санитар из психушки Кирилл. И странно, но почудился Илье рядом с Кириллом еще один расплывчатый силуэт кого-то в черном… Но нет, это только почудилось.

Илья повернулся и вышел из садика.

Бывший бандит Кирилл чудом спасшийся от смерти, теперь работал старшим воспитателем в интернате для умственно отсталых и, увлекшись в последнее время национальной идеей, организовал кружок юных гитлеристов, читал им "майнкамф" и рассказывал о детстве фюрера, которое, по словам Кирилла, тоже проходило в интернате для умственно отсталых; и когда они станут взрослыми идиотами, то тоже смогут собраться в армию и устроить мировую войну. Ущербный народ слушал Кирилла внимательно. Но особенно умственно отсталый нравилось, надев повязку со свастикой, вышагивать в затылок друг другу куда-нибудь, куда послали. А посылал их Кирилл вокруг помойки, и те маршировали исправно до самого обеда.

В общем, устроился он неплохо, и кормили бесплатно. Раз в неделю воспитатель-Кирилл выводил всю свою ораву к памятнику Екатерине — и воспитанники его были счастливы.

Илья остановился на Невском. Хотелось посидеть где-нибудь, до отправления поезда было еще далеко. В Катькином саду он видел лавочки, но уж больно не хотелось проходить через толпу идиотов и видеть физиономию этого мерзавца Кирилла. Илья обогнул садик и вошел не с главного входа, а в боковую калитку.

Он оказался в аллее. Посредине одной из скамеек сидел низкорослый человек в старомодном пальто и, сильно ссутулившись, быстро-быстро писал в лежавшей у него на коленях общей тетради. Что-то очень знакомое показалось Илье в этом человеке.

Усевшись рядом с ним, Илья искоса поглядывал на его доброе лицо с лохматыми бровями и старался вспомнить, где мог встречаться с ним… Возможно, давно, в другой обстановке…

— Парамон, — негромко сказал Илья. — Точно. Это же Парамон! Илья, наконец признав своего товарища, помогавшего ему бежать из психбольницы, где из Ильи чуть не сделали идиота. А ведь он мог бы вот так же, пуская слюни, стоять в рядах фашистов возле памятника императрице и вслушиваться в бред лидеров.

При упоминании его имени Парамон вздрогнул и взглянул на Илью.

— А, Илья, здорово, — бровастый человек, ничуть не удивившись встрече, протянул ему руку. — Опять из меня роман прет, прямо не могу. Видать, снова к психиатру идти нужно, чтобы на обследование направил. Слушай, ты погоди минутку, а, сейчас главу только допишу.

Парамон опять склонился над тетрадью.

"Да-а, — подумал Илья. — Тяжелый у Парамона недуг, никак излечить не могут. Интересно, сколько он уже романов написал?"

Внимание Ильи привлекла девочка в платьице с надувным красно-черным мячиком в руках.

"Глюка?! — подумал Илья. — Странно. И не холодно ей в платьице?.."

— Ты говоришь, Глюка? — вдруг повернулся к Илье Парамон, перестав писать и захлопнув тетрадь.

— Да, — сказал Илья, хотя ничего он не говорил, а только подумал. Впрочем, у него могло вырваться непроизвольно.

— Глюка погибла четыре года назад. Гликерия попала под машину… За мячиком на проезжую часть выскочила, а тут как раз грузовик…

— Как под машину?.. А это кто, по- твоему?..

Он повернулся и посмотрел в аллею, где только что видел девочку, но там никого не было.

— Да, — продолжал жизнерадостный Парамон. — Она погибла через несколько дней после смерти отца Семы Никакого. Ты его знал?

— Немного. Бедная девочка… — покачал Илья головой. — А ты все пишешь?

— Да, как привяжется — не отвязаться никак, — досадливо махнул рукой Парамон. — Прямо, хоть кричи! Вон роман пишу, не успокоиться.

— А о чем роман-то?

— Продолжение того, что в дурдоме писал. Вторая книга.

— А чем кончится роман? — спросил Илья, с улыбкой глядя на Парамона.

— Кончится хорошо, — заверил его Парамон, но, подумав, добавил: — А может плохо… Словом, кончится.

Этот ответ Илью удовлетворил.

— Кстати, а как капитан Свинцов поживает, ты с ним не видишься?

— Поживает в гармонии с окружающими его насильниками, ворами и ублюдками. Не тужит. Он теперь уже майор. Ополчение распустил. Николка-Сфинкс, вон, тоже без дела шляется. Раньше все смотрел, запоминал… ну ты иди, а то тебе на поезд.

— Да-да, конечно, — машинально проговорил Илья, даже не подумав о том, откуда Парамону может быть известно, что он уезжает. — Ну, давай прощаться, Парамон. Спасибо тебе за то, что спас меня из психушки. Без тебя я бы оттуда не выбрался… И вообще.

Парамон добро глядел на него из-под лохматых бровей.

— Ну, прощай.

Они пожали друг другу руки.

— Может быть, уже не увидимся, — покачал головой Илья.

— Увидимся, — заверил его Парамон. — Ты никуда больше не заходи, дуй пешком прямо до метро "Гостинка", а там, знаешь куда.

Илья вышел из садика. От этой встречи со старым сумасшедшим, повернутым на писании романа, стало весело и хорошо.

В Новгород Илья приехал поздно вечером и сразу с вокзала направился к матери. Они не виделись почти полгода, хотя Илья иногда звонил ей из Петербурга, но редко. От этого он чувствовал свою вину. Отца он не помнил, он ушел, когда ему был один год — мать воспитывала его одна. Теперь она жила в однокомнатной квартире в новостройках и очень обрадовалась нежданному появлению сына.

Они проговорили почти до середины ночи. Илья хотел узнать у матери что-нибудь про ту ночь, когда перед их домом сгорел цирк, но она не смогла ничем помочь. Он узнал только, что в деревянном доме, где они жили так и продолжает жить ее сестра Соня с семьей, теперь им принадлежит весь старый дом.