Джим Батчер - Перемены

Я знал, как она рассержена. Я знал, как она напугана. Ее ребенка вот-вот готовы были убить в считанных дюймах от нее. Поэтому то, что я сделал с ней, ничем не отличалось от убийства.

Я еще раз транслировал Сьюзен свою мысль. Сьюзен! Подумай! Кому было известно, кто отец девочки? Кто мог сказать им это?

Губы ее раздвинулись в недоброй ухмылке.

Его нож не сможет причинить тебе вреда, — промыслил я, хотя прекрасно понимал, что никакая магия фэйре не устоит против холодного железа.

— Мартин, — очень тихо, очень спокойно спросила Сьюзен. — Это ты сказал им про Мэгги?

Он закрыл глаза, но голос его оставался ровным.

— Да.

Сьюзен Родригес обезумела.

Только что она была пленницей, а в следующее мгновение извернулась ужом, слишком быстро, чтобы глаз успел отследить движение. Мачете Мартина оставило на ее горле глубокий порез, но она обратила на это не больше внимания, чем на мелкую царапину.

Мартин поднял руку в попытке отбить удар, которого он от нее ожидал, но движение оказалось бесполезным, потому что Сьюзен не пыталась ударить его.

Вместо этого она, с глазами, почерневшими от ярости, раскрыла рот, выставив мгновенно выросшие клыки, и впилась ими ему в горло.

На долю секунды взгляд Мартина встретился с моим. Не дольше. Но и этого хватило, чтобы взгляд его начал проваливаться мне в душу, а мой — в его. Я увидел его боль, боль смертной жизни, которой он лишился. Я увидел годы его службы, искренней преданности — в образе мраморной статуи Красного Короля, которую он любовно полировал и чистил. И я увидел, как душа его начала меняться. Я увидел, как образ его веры начал тускнеть по мере того, как он все дольше жил с теми, кто боролся с Красным Королем и его империей страха. И еще я увидел, что входя в этот храм, он знал наверняка, что живым отсюда не выйдет. И что он был рад этому.

У меня не было ни времени, ни возможности помешать тому, что произошло потом, да я и не уверен, что хотел бы сделать это. Мартин говорил, что у него ушли долгие годы на то, чтобы ввести в заблуждение братство Святого Жиля. Но у него ушло почти два столетия на то, чтобы ввести в заблуждение Красного Короля. Как бывший жрец Мартин не мог не знать о кровном проклятии и его разрушительном потенциале. Он не мог не понимать, что вкупе с угрозой для жизни Мэгги осознание его предательства гарантированно выведет Сьюзен из-под контроля.

Помнится, едва приехав в Чикаго, он говорил мне, что готов на все, только бы это наносило ущерб Красной Коллегии. Выстрелить мне в спину. Выдать существование Мэгги, практически сдать ее кровожадным ублюдкам. Предать братство.

Уничтожить Сьюзен.

И погибнуть самому.

Все, что он делал, сообразил я, он делал с одной-единственной целью: добиться того, чтобы в нужный момент я гарантированно оказался рядом. Дать мне шанс изменить все.

Обезумевшая от страха и ярости Сьюзен опрокинула его на каменный пол и буквально растерзала ему горло, со сверхъестественной быстротой отрывая зубами кусок за куском окровавленной плоти.

Мартин умер.

Сьюзен начала обращаться.

И тут наступила моя минута.

Я бросил на борьбу с волей Повелителей Ночи все, что оставалось еще в моем теле, в моем сердце, в моей голове. Я бросил в топку мой страх и мое одиночество, мою любовь и мою дружбу, мой гнев и мою боль. Я слепил из своих мыслей молот, закалил его в огнях творения и остудил ледяной силой самого темного стража из всех, каких только знала земля. С упрямым воплем я вскинул обе руки, выставив как можно больше брони между моей головой и их чертовыми масками. На долю мгновения я даже пожалел, что не согласился нацепить эту дурацкую шляпу.

И швырнул все это во вторую Маску слева — ту, которая показалась мне чуть уязвимее других. Повелитель Ночи пошатнулся и издал звук, подобный тому, какой я слыхал однажды от боксера, которому врезали апперкотом по подвескам.

Как раз в этот момент в храм вошел последний Повелитель — в маске, которую я уже видел раз, когда Мёрфи срубила ее с головы ее обладателя. Он вскинул руки и швырнул в своих коллег зеленые и аметистовые ленты смертоносной энергии.

Двое из них были убиты разрядом на месте, и смерть их вышла донельзя зрелищной: ленты разорвали их тела на бесформенные клочья, забрызгав весь интерьер храма черной кровью. Оставшиеся в живых Повелители отшатнулись, взвизгнув от боли и неожиданности, и их истинные тела начали раздирать изнутри сковывающие их плотские оболочки.

Моя крестная тоже сбросила оболочку, швырнув золотую маску в ближайшего к ней Повелителя и позволив растаять иллюзорной внешности вместе с одеждами и украшениями, позволившими ей проникнуть в самую гущу врагов. Глаза ее возбужденно горели, щеки разрумянились. Жажда крови и острая, почти сексуальная жажда разрушения исходили от нее как жар от огня. Она торжествующе взвыла и начала поливать Повелителей Ночи своей разноцветной энергией, яркими лентами срывающейся с кончиков ее пальцев. Те отвечали ей своей магией, парируя ее удары и даже делая ответные выпады.

Никто из них даже не вспомнил обо мне.

Я вдруг освободился от оков.

С криком бросился я на Красного Короля. Тот стоял ко мне спиной, лицом к алтарю; услышав меня, он обернулся с ножом в руке. Глаза его вдруг расширились, и жуткая тяжесть его воли обрушилась на меня дюжиной свинцовых одеял.

Я пошатнулся, но не остановился. Должно быть, со мной случилась истерика. Я был не в себе. Я был неудержим. Мои доспехи, и посох моего деда, и вид моей перепуганной дочки, и холодная энергия в моих членах позволили мне сделать шаг вперед, и еще шаг, и еще, пока я не оказался с ним нос к носу.

Сросшаяся обратно правая рука Красного Короля метнулась вперед в попытке вонзить обсидиановый нож мне в горло.

Моя левая рука бросила посох и перехватила его запястье. Я остановил нож в дюйме от моего горла, и глаза его округлились, когда он почувствовал мою силу.

Его левая рука вскинулась, чтобы стиснуть мне горло.

Я выставил вперед большой и указательный пальцы правой руки, и на их кончиках с хрустом выросли заостренные, кристально-прозрачные сосульки.

Я вонзил их ему в черные, бездонно-черные глаза.

А потом швырнул в руку заряд огня Души и выкрикнул:

— Fuego!

Огонь жег, и шпарил, и рвал, и король Красной Коллегии, древнейший вампир, отец и творец своей расы, визжал от боли. Визжал так громко, что повредил мне барабанную перепонку, добавив новый вид боли в мою обширную коллекцию.

И когда Красный Король завизжал, все до единого вампиры его Коллегии завизжали вместе с ним.

Стоя вплотную к нему, я почти ощущал это — энергию его воли, зовущую их к себе во что бы то ни стало. Но даже если бы я не касался его, внезапный хор голосов на улице дал бы мне знать об этом.