Абрахам Мэррит - Гори, ведьма, гори! [Дьявольские куклы мадам Мэндилип]

— Я кончу за вас, — сказал он, — вывод, что я стою за всем этим.

Лицо его побелело. Мускулы напряглись.

— Вам везет, что вы мне нравитесь, док, — продолжал он. — Еще лучше то, что я знаю о вашей дружбе с боссом. И самое лучшее, может быть, то, что вы единственный человек, который может помочь ему, если только ему еще можно помочь. Это всё.

— Мак Канн, — сказал я, — мне жаль, очень жаль. Не того, что я сказал, а того, что должен был это сказать. В конце концов, сомнение существует. И от него никуда не денешься. Вы должны признать это. Лучше прямо сказать вам всё, чем прятаться и быть двуличным.

— Но какую же я могу иметь цель?

— У Рикори были сильные враги. Он имел также сильных друзей. Для его врагов было выгодно, чтобы его убрали без всякого подозрения, а врач с хорошей репутацией, известный, как абсолютно честный и неподкупный человек, дал бы требующееся заключение. Я горжусь, что отношусь к такого рода врачам.

Он кивнул. Лицо его смягчилось, и напряжение исчезло.

— У меня нет доказательств, док. Я ничего не могу вам ответить. Но я очень благодарен вам за высокое мнение о моем уме. Нужно быть очень умным человеком, чтобы всё таким образом устроить. Совсем как в кино, где показывают, как преступник укладывает кирпич, который должен свалиться на голову его врага ровно в 20 минут 16 секунд третьего. Да я должен быть гениальным.

Меня передернуло от этого явного сарказма, но я промолчал. Мак Канн взял куклу Питерса и начал осматривать ее. Я позвонил по телефону и справился о здоровье Рикори. Вдруг Мак Канн издал восклицание. Я обернулся. Он кивнул мне и, протягивая куклу, указал на воротник ее пиджака. Я пощупал это место. Мой палец нащупал что-то вроде головки большой булавки. Я вытащил ее. Это была стальная булавка около 9 дюймов длиной. Она была тоньше обычной шляпной булавки, крепкая и острая. Я сразу понял, что смотрю на инструмент, который вонзился в сердце Рикори.

— Еще одно нарушение здравого смысла, — сказал Мак Канн. — Может быть, это я засунул ее туда?

— Вы имели такую возможность, Мак Канн.

Он засмеялся. Я рассматривал странную иглу, фактически это было тонкое лезвие. Оно было сделано как будто из стали, но в то же время я не был уверен в том, что это металл. Оно совершенно не гнулось. Маленькое утолщение вверху было не более полудюйма и меньше походило на булавочную иголку, чем на рукоятку кинжала. Под увеличительным стеклом на нем видны были углубления, как будто для пальцев руки… кукольной руки… кукольный кинжал… На нем были пятна. Я нетерпеливо встряхнул головой и отложил вещь в сторону, решив заняться анализом пятен позже. Это были пятна крови. Я знал это, но нужно было удостовериться. Но, если бы даже это было установлено, это всё же не являлось доказательством того, что кукла применяла это смертоносное оружие.

Я взял куклу Питерса и начал детально изучать ее. Я не мог определить, из чего она сделана. Она не была из дерева, как первая кукла. Более всего материал напоминал сплав резины и воска. Я не знал о существовании такого состава. Я снял с нее одежду. Неповрежденная часть куклы была сделана анатомически совершенно. Волосы были человеческими, искусно вставленными в череп. Глаза — какие-то голубые кристаллы. Одежда была сшита так же искусно, как и одежда куклы Дианы. Висящая нога держалась на проволоке, а не на нитке. Ясно, что кукла была сделана на проволочном каркасе. Я прошел в свой кабинет, взял скальпель, несколько ножей и пилку.

— Подождите минутку, док, — сказал Мак Канн, который следил за всеми моими движениями. — Вы хотите разрезать эту куклу на части?

Я кивнул. Он сунул руку в карман и вынул острый охотничий нож. Прежде, чем я успел остановить его, он ударил им, как топором, по шее куклы. Он отрезал ее голову, взял ее в руки и стал разглядывать. Выскочила проволочка. Он уронил голову на стол и подвинул ко мне туловище. Голова покатилась. Она остановилась против веревочки, которую он называл лестницей ведьмы. Голова, казалось, повернулась и посмотрела на нас. На одну секунду мне показалось, глаза сверкнули красным огнем, черты лица исказились, выражение злобы усилилось, как на лице живого Питерса в часы его смерти. Я рассердился на себя. Так упал свет, конечно… Я повернулся к Мак Канну и выругался.

— Зачем ты это сделал?

— Вы значите для босса больше, чем я, — ответил он таинственно.

Я не ответил. Я разрезал туловище куклы. Как я и думал, внутри оказался проволочный каркас. Он был сделан из одного куска проволоки и так же хитро, как и тело куклы, причем удивительно точно имитировал строение человеческого скелета. Не абсолютно точно, но очень аккуратно… Не было никаких сочленений. Вещество, из которого была сделана кукла, было удивительно эластичным. Казалось, я режу что-то живое. И это было… ужасно.

Я посмотрел на отрезанную голову. Мак Канн наклонился над ней, глядя в ее глаза, близко-близко. Руки его сжимали край стола и были напряжены так, как будто он делал огромное усилие, чтобы оттолкнуться. Когда я кинул голову на стол, она остановилась около веревочки с узелками, но теперь эта веревочка обвивалась вокруг шеи куклы и ее лба, как маленькая змейка.

И ясно видел, как лицо Мак Канна приближалось к крошечному личику на столе всё ближе… ближе… а в лице куклы как бы концентрировалась злоба… Лицо Мак Канна было бледно, как маска, от ужаса.

— Мак Канн! — крикнул я и ударил его по подбородку, заставив откинуть голову. При этом — я мог бы поклясться! — глаза куклы уставились на меня, а губы исказились.

Мак Канн опомнился. Минуту он глядел на меня, а затем бросился к столу, швырнул голову куклы на пол, наступил на нее каблуком и стал топтать ее, как топчут ядовитого паука. Голова превратилась в бесформенную лепешку, всё человеческое исчезло, и только два голубых глаза — кристалла всё еще мерцали да веревочка с узелками всё еще обвивалась вокруг них.

— Господи! Она… она тянула меня к себе.

Мак Канн зажег сигарету дрожащей рукой и отбросил в сторону спичку. Спичка упала на то, что было кукольной головой. Затем последовала яркая вспышка, раздался странный стонущий звук, сквозь нас прокатилась волна горячего воздуха. Там, где лежала голова куклы, осталось неправильное пятно сгоревшего паркета. В середине его лежали голубые кристаллы — глаза куклы, лишенные блеска, почерневшие. Веревочка исчезла. И туловище куклы тоже исчезло. На столе лежала пахучая лужица воскоподобной жидкости, из которой поднимались ребра проволочного скелета.

Зазвонил телефон, я машинально ответил:

— Да, что случилось?

— Мистер Рикори… Сэр, он пришел в себя.

Я повернулся к Мак Канну.

— Рикори пришел в себя.

Он схватил меня за плечи, затем отступил назад, на лице его был страх.