Василий Жабник - Принцесса Ямакидзу

Затем он решил прибраться — выкинуть изобразительный мусор, скопившийся за две недели курортной жизни и состоящий в основном из морских видов и незамысловатых нюшек. «А ведь это идея!» — громко сказал он, старательно разрывая утренний фломастерный набросок рыжеволосой синеглазки, рыдающей в объятиях похотливых тентаклей.

Через пару часов портрет Киры был готов. Архипов изобразил её в чёрном фестончатом платье, чёрных гольфах и чёрных же ботильонах, держащую двухлитровую банку с огромным асимметрично раскрашенным махаоном. Наконец-то найденный образ — безотрадный, но при этом отнюдь не траурный — слегка искажали беспросветные ультрамодерновые очки на пол-лица — Архипов не разглядел черт Киры, оставлять же пустой овал или рисовать анимешное общее место он не захотел. «А всё-таки чего-то не хватает, — с лёгким неудовольствием подумал он, — какой-то малозаметной, но ключевой детальки... Клыки ей, что ли, подрисовать?» Но времени на эксперименты не оставалось — пора было идти.

Встретили его радушно. В гостиной безостановочно озирался напольный вентилятор. Тимофей Гермогенович поставил на стол кувшин с чаем и стакан со льдом, Кира внесла тарелку с эклерами. Не обедавший Архипов поблагодарил и угостился. Допивая чай, пахнущий лимоном и мятой, он вдруг заметил, что сама Кира осталась совершенно равнодушной к пирожным. Странно, удивился Архипов, я думал, что дети любят сладкое... Он догадался, что эклеры были начинены снотворным. Сейчас я потеряю сознание и очнусь в тот самый момент, когда бледная как смерть вечно юная вампирша вопьётся мне в шею, жизнерадостно подумал Архипов. Сюжет манги обещал быть банальным, но захватывающим.

— Мне бы руки помыть, — сказал он, растопыривая испачканные кремом пальцы.

— Кира, проводи нашего гостя в ванную, — отозвался Тимофей Гермогенович.

Когда Архипов вернулся, началась его выставка. Старик аккуратно перебирал листы, Кира стояла за его плечом и тоже смотрела очень внимательно. Картинки ей понравились, особенно эскизы на тему «Властелина Колец» — увидев портрет Галадриэли, какой её представил Архипов (пасмурный взгляд и солнечная улыбка, твёрдость и хрупкость закалённой стали), Кира постучала по спине Тимофея Гермогеновича, и когда тот обернулся, сделала несколько робких жестикуляций.

— Она спрашивает, не могли бы вы нарисовать её такой же красивой, как эта дама, — перевёл Тимофей Гермогенович.

— Да без проблем, — ответил ему Архипов.

Кира счастливо улыбнулась, и Архипов со стыдом вспомнил, что немота вовсе не обязательно означает глухоту.

— Если хочешь, приходи ко мне завтра, — неуклюже сказал он и поспешно обратился к старику: — Ну и вы тоже, конечно...

— Хорошо, — ответил Тимофей Гермогенович на очередной беззвучный вопрос.

Договорившись насчёт визита, перешли к рассмотренным работам. Архипову было посоветовано поэкспериментировать с обратной перспективой и не злоупотреблять иератизмом, после чего беседа сделалась несколько менее предметной: заговорили о сфумато и кьяроскуро, о шатировке и растушёвке, о гризайли и монотипии...

Кира в разговоре участия не принимала, но слушала с прилежным интересом. Архипов то и дело поглядывал на её лицо и вскоре выучил его едва ли не наизусть. Я возьму своё там, где я увижу своё, чужими словами подумал он и проговорился:

— Всё-таки каждый творец — в каком-то смысле плагиатор, ворующий у Творца.

Тимофей Гермогенович посмотрел на Архипова так, словно не ожидал от него такого глубокомыслия, затем медленно произнёс:

— Вы совершенно правы. Я... — Он осёкся. Чувствовалось, что он хотел не просто согласиться с Архиповым, а доказать ему правоту его же слов на каком-то своём примере, но всё-таки сумел удержаться от излишних откровений.

В воздухе повисла гнетущая недосказанность — как если бы фортепианный дуэт резко прервал импровизацию. Архипов попытался всё-таки завершить мысль и начал рассуждать про фотографию, но вскоре сбился и был вынужден сменить тему. Это тоже не помогло — беседа расклеилась: Тимофей Гермогенович угрюмо задумался о том, о чём умолчал, и на реплики Архипова стал отвечать скупо и с запозданием.

Вскоре Архипов с разочарованием заметил, что прекратил быть интересным собеседнику.

— Ну, мне пора, — объявил он, деланно взглянув на часы.

Тимофей Гермогенович молча кивнул.

Архипов оставил возликовавшей Кире копии своих работ и ушёл. Настроение его вновь стало паршивым. «Ладно, — решил он, заходя в супермаркет, — завтра усажу старика за комп и устрою ему слайд-шоу из картин Йерки, а потом мы их обсудим...»

Вернувшись к себе, Архипов вдохновился цветом купленного каберне и принялся за работу. Малолетняя вампирша и её престарелый слуга даже в черновом виде выходили по-настоящему пугающими, но Архипов так и не сумел придумать, что с ними делать дальше. Когда он рисовал банку, в которой на этот раз вместо бабочки было кровоточащее сердце, какой-то сюжет вроде бы забрезжил, но так и не высветился. А что если это сердце — её собственное, и она его хочет отдать кому-то, апатично размышлял Архипов, но в конце концов муки творчества наскучили ему, он залпом допил вино и лёг спать.

Встал он на час позже, чем обычно, и едва успел умыться, как раздался звонок в дверь. Это ещё кто, недоумённо подумал Архипов, шлёпая в прихожую. Тимофей Гермогенович обещался прийти ближе к полудню.

За дверью стояла Кира.

— С добрым утром, — сказал Архипов. Он был в одних семейных трусах. — Чего так рано?

Кира сделала извинительную гримаску.

— Ну проходи, раз пришла... А Тимофей Гермогенович где?

Кира протянула обрывок бумаги.

— Это от него?

Кира кивнула. Архипов взял бумажку, опознав в ней кусок репродукции одной из своих иллюстраций. Обидеться он не успел, равно как и припомнить, к какому произведению она относилась: на её обороте прытким почерком, но слабой и несомненно дрожащей рукой было выведено: «Приходите скорее, умоляю вас!».

— Что случилось? — встревожился Архипов, перечитав записку вслух.

Кира неопределённо и нетерпеливо пожала плечами. Только сейчас Архипов заметил, что она очень сильно взволнована.

— Подожди, — скомандовал он, — я сейчас!

Кира кивнула. Архипов убежал в спальню, натянул шорты и тишотку не в тон, вернулся:

— Пошли!

На улице было прохладно, на шершавом асфальте сверкали отполированные лужи — ночью прошёл сильный дождь. Архипов шагал стремительно и напролом, хлюпая вьетнамками, и Кира, старательно огибающая каждый водоёмчик, едва поспевала за ним, постоянно сбиваясь на бег.

— У тебя ключ есть? — выдохнул Архипов, подходя к железной двери подъезда, и Кира протянула ему связку.

Тимофей Гермогенович обнаружился в гостиной. Он беспомощно, как перевёрнутая черепаха, распластался на диване. На стуле возле стояла чашка с водой и валялся блистер каких-то таблеток.